— Десять тысяч долларов? — Наташины глаза на какой-то миг стекленеют. — Какой ужас! — вдруг встряхивает она головой. — Конец света! Теперь и мужчина может лечь в постель за деньги. Да еще с каким-то чудовищем…
— Да дело-то в том, что там будто бы и в постель ложиться не надо.
— Как это «не надо»?
— Ну так. Я же не говорил, что ему спать с ней нужно… То есть, он говорил, что от него требуется только поухаживать, ну, там, всякие знаки внимания.
— И за это десять тысяч?! — тут Наташа делает слишком большой глоток джину, джин, видать, попадает в дыхательное горло, и та принимается отчаянно кашлять.
Супруг шлепает ее по спине, Наташа кашляет что есть сил, но сквозь кашель все равно пытается выбрасывать слова:
— Так не… не… так не бывает!..
— За что купил, — за то и продаю, — ничтоже сумняшеся посмеивается Гариф. — Так он меня еще спрашивает: что мне делать? У меня, говорит, семья, дети, все такое. А денег-то десять тысяч.
Наташа вдруг как-то по особенному остро взглядывает на своего супруга, как-то очень углубленно (всего одно мгновение), и тут же, вертя на столике свой стакан, вспыхивает игривым смехом:
— И он еще думает?
— Но я же говорю: у него семья, жена. Интересно, что бы ты в такой ситуации сказала? Уж вряд ли порадовалась бы.
— Тебе, Гарик, никто такого не предложит, не волнуйся. А что до меня… Просто поухаживать: ручку поцеловать, цветочки подарить? Ну и дурак же он будет, если откажется. Нет, я не к тому, что это очень хорошо… Но, если б даже у них там что-то и произошло раз-другой, — так, известно, с мужчины в такой ситуации как с гуся вода. Это для женщины серьезно.
Они замолкают, глядя в телевизор. А тот старается, несет пеструю околесину: «Я достал самый страшный, моментально убивающий яд, моя драгоценная Кончитта. Я принес его, чтобы мы, смешав его с этим прекрасным вином, выпили, и навсегда остались вместе…» — «Ах, зачем ты говоришь эти страшные слова? Я и так обо всем догадалась с первой минуты. И рука моя ни за что не дрогнула бы… Скрепив сердце, я бы сделала вид, что ничего не заметила… А теперь мне страшно, Хуан!» — «О, не бойся, родная, наша любовь все равно окажется сильнее смерти! Так поцелуй же, поцелуй меня на прощание, поцелуй страстно, как в первый раз…»
— Знаешь, котя, так хочется иметь свое авто!.. — с легкой кручиной в голосе негромко произносит Наташа, глядя на экран телевизора.
— «Котя»? Это что такое? — удивляется Гариф.
— Не важно, — говорит Наташа, отрываясь от телевизора, устремляет затуманившийся взор в потолок. — Ты бы мог машиной и не заниматься, если не хочешь. Я бы сама на права сдала… И что-бы-фи-о-ле-то-во-го-цве-та… — просто пропевает она речитативом.
Она откидывается на спинку кресла. Ее затуманившийся взор устремлен в потолок. Она забрасывает руки за голову, которые тут же оголяются от произволения скользнувших по предплечьям широких шелковых рукавов. Прекрасные холеные руки еще раз взлетают вверх, и замирают так на экране в некоем экспрессивном молитвенном порыве.
Идея создания этого сериала возникла вовсе не вместе с моим приходом на телевидение. Значительно позже, года два спустя. А до того был ряд каких-то безумных передач, все как одна бесстыже подкупные: одна была посвящена домостроительству и рассказывала о том, в каком магазине продаются восхитительные обои и божественный паркет; другая имела совсем иную направленность, она повествовала о волшебных юбках и сказочных пальто; третья… Впрочем, участие в таких или подобных им негасимых передачах продолжалось и параллельно с работой над сериалом.
— Программа о всяких полезных строительных материалах тоже может-таки быть очень интересной, — подбадривал время от времени нашу съемочную группу Бобров. — Все зависит от того, как все обделать (он говорил именно «обделать»), как подать телезрителю. Важно, чтобы не было видно, что это таки реклама. Но для того нам и даны мозги.
— Я смотрела последнюю передачу… об этом… о испанском кафеле и водяных фильтрах, — тут, как правило, вступалась супруга Боброва, с некоторых пор наш генеральный директор и верховная инстанция, — и получила большое удовольствие. Оч-чень много полезной информации! Динамично, и совсем не смотрится рекламой. Никакой налоговой инспекции не придраться. И главное, — заказчик доволен.
Однако, в самом беспросветном положении человеку свойственно искать и находить, если и не спасительную лазейку, то уж хотя бы какой-то интерес, какое-то, пусть временное, значение, или же на худой конец нечто напоминающее удовольствие. Вот и я, силясь не останавливать внимания на том, что все-то наши передачи были продажные, все-то рептильные (и даже программу, посвященную, вроде бы, культурной жизни города, то и знай норовили загнать, как ни какому-нибудь депутату местных советов, так гинекологической поликлинике), тем не менее я пытался находить какую-то осмысленность в этой своей деятельности.
Холсты и подрамники пылились по углам, знания мои, завоеванные в знаменитой мастерской столичного мастера дрябли и чахли, а печальнее всего было то, что сознавал я отчетливо: в отсутствии практики и художнического окружения тает невозвратно уверенность в себе и элементарное, самое примитивное мастерство. И я изо всех сил стремился как можно реже вспоминать об этом… Я уверял себя, что поступаю так (жертвенно!) ради семьи, ради сохранения какого-то покоя, мира в доме, чтобы в холодильнике были сардины, кефир и смородиновый джем, а на жене — стильные сапоги. О, а тишком-то я подозревал, что у меня просто не хватило широты характера, силы страсти, апломба, чтобы зашвырнуть к чертовой матери и комфорт, и покой, и смородиновый джем вместе с женой, коль скоро не спешила она расстаться и с толикой своих выгод во имя моих интересов. Тогда еще не пришло понимание, что нет никакой ее вины ни только во влиянии на мою судьбу, но даже и в выборе собственных жизненных путей.
Каждый день телевизионная поденщина уносила меня в своем мутном безысходном потоке, но вскоре я научился различать в этом бесконечном и остылом движении некие осколки, некие блестки смысла. Во всяком случае в своей работе автора нескольких программ мне приходилось ежедневно встречаться с немалым количеством самых разнообразных, всяческих людей, среди которых, может быть, и не слишком часто, но попадались презанимательнейшие индивидуумы. Одна из таких встреч, как станет ясно впоследствии, и припожаловала в мою жизнь, не много не мало, в значении пособия Провидения.
