Гюнтер смотрел на Авдея острым пронизывающим взглядом.
— Вот значит как… — проговорил он. — Что ж, ты сам всё решил. Ты сам этого захотел.
Авдей побледнел, отступил, но тут же остановился, гордо вскинул голову.
— Да, я выбрал и решил. Теперь выбирай ты. Пришло время решать, кем ты будешь — куклой или людем.
— Я не убью тебя, — сказал Гюнтер. — Пускай судьба сама решит, как с тобой поступать. А я… Я закончу то, что начал: запущу в сеть остатки твоих файлов. Дальше пусть всё будет так, как угодно судьбе.
Николай подтвердил слова Гюнтера кивком, но на Авдея старался не смотреть.
— В клуб тебе лучше не заходить, — сказал Гюнтер. — Одежда в крови. Попробуй отчистить, а то каждый встречный патруль тормозить будет. Мы быстро.
— Да, — сказал Авдей. Николай и Гюнтер ушли.
…Свободное место в клубе нашлось. Гюнтер подключил планшетку Авдея к компьютеру, открыл складские сайты, сайт-генератор.
— Отлично. Стопроцентная синхронизация с предыдущими составляющими. Слияние… Готово. Шедевр, а не файл! Теперь финальное тестирование — и в сеть.
— Да, ты молодец, — сказал Николай. — Только принеси мне минералки. Здесь душно до рвоты, а я не умею пользоваться этими придурочными торговыми автоматами. Гюнт, пожалуйста!
— Сейчас, — поднялся Гюнтер. — Присмотри, чтобы стул никто не утащил. А лучше сам пока сядь.
Николай занял его место перед клавиатурой. Незаметно оглянулся. Гюнтер воевал с разлаженным торговым автоматом, лихорадочно тыкал пальцами в сенсорную панель. Автомат не реагировал.
«Три минуты у меня есть, — оценил ситуацию Николай. — Хватит с избытком».
Он открыл в файле опцию «Копирайт», со своего мобильника перекинул в диалоговое окно паспортные данные Авдея — фото фас-профиль, дату рождения, ДНК, адрес. Выбрал функцию «скрытый копирайт», задал максимальную степень сокрытия.
Поскольку все программы-анализаторы считают копирайт одной из главных составляющих любого файла, Гюнтер при тестировании ничего не заметит. Зато эксперты ВКС, которые разберут Авдеево послание до последнего байта, содержание копирайта прочтут обязательно.
Вернулся Гюнтер, принёс воду.
— Кошмар, а не автомат! Если они не могут его настроить, то зачем вообще ставить такие дорогие устройства? Лучше бы киоск открыли и продавщицу наняли. Накладных расходов наполовину меньше, а прибыли в два раза больше. Впрочем, это их проблемы.
Гюнтер занялся файлом. Николай отхлебнул воду и сунул бутылку под стол.
«Изначально Авдей был избранным судьбой Избавителем. Но его гордыня и своеволие исказили предначертание, и Авдей превратился в Погибельника, призванного уничтожить святое дело, которому служат братства. Однако мы не можем убить Погибельника, потому что он всё равно остаётся Избранным, и жизнь его священна. Пусть грех такого убийства падёт на координаторов, они всё равно давным-давно утопили свои души в грязи. А мы сохраним чистоту и удостоимся нового Пришествия».
С узкого и длинного балкончика над Серым залом Клемент вместе с другими теньмами смотрел на церемонию Прощания.
Теньм-семнадцать достиг тридцати шести лет, того возраста, когда должен был покинуть свой Светоч. Пусть сил семнадцатого хватало еще на многие годы служения, но красота и молодость начали истощаться. Дополнять своим присутствием шедевры дизайна дворцовых садов и покоев семнадцатый больше не мог, — лицо понемногу старело и уже не сочеталось с изысканной прелестью мебели и драпировок. Любой страж или слуга — это ещё и живое украшение интерьера, однако тратиться ради низшего из них на всяческие косметические ухищрения вроде подтяжки морщин было бы нелепо, и семнадцатого отправили в отставку. Как и положено истинному теньму, семнадцатый, утратив полезность для Светоча, не захотел искать новой судьбы и испросил разрешения покончить с собой. Разрешение было всемилостивейше даровано. Пронзив сердце в Сером зале ритуальным клинком, семнадцатый получал возможность ждать своего владыку на Мосту-За-Чертой-Мира, чтобы стать его тенью в посмертии — уже вечно юным и красивым, достойным взора своего Светоча.
Клемент досмотрел Прощание до конца и пошёл в казарму. Дворцовый обычай требовал от него присутствовать на поминках, но Клемент не мог больше никого видеть — ни теньмов, ни обслугу. Хотелось полного одиночества.
Большая, будто спортзал, комната. Светло-серые стены, пронзительно-белые лампы на потолке. Чёрные решётки воздухопроводов. Ровные ряды лежаков с тумбочками в изголовье. Всё одинаковое до безликости, различается лишь по номерам.
Идеальное место для того, кто не может решить, зачем он нужен сам себе, и нужен ли вообще.
В казарму заглянул Эльван.
— Ты что здесь сидишь? Это нарушение правил. Капитан тебя накажет.
— Элви, — улыбнулся Клемент. — Спасибо, что заботишься. Но не беспокойся, ничего мне не будет.
— Ты должен быть на поминовении, — сказал Эльван. — Иначе нельзя.
— А кого ты собираешься поминать, Элви?
— Как это «кого»? Теньма-семнадцать.
— Его звали Лесли Дорн.
— Ну и что из этого? — с раздражением сказал теньм-пять.
— Если безразлично имя, то зачем нужны поминки? Водки нажраться можно и без сложных ритуалов.
— Четырнадцатый, ты что, дурью обдолбался?
Клемент горько улыбнулся:
— Элви, ты помнишь, кто был нашим сотройчанином у Латера? После мы оказались в одной группе лицея…
— Гиндайр Алвейр. На пятом курсе он умер.
— Он погиб в пятнадцать лет, — тоном возражения уточнил Клемент. — Мы были тогда на полевой практике в Западно-Приморской пустыне.
— Он погиб как дурак! — вспыхнул гневом Эльван. — Не понимаю, зачем это вспоминать.
— Гийр погиб, когда вытаскивал корову из зыбучих песков. Благодаря ей кормилась большая семья. Восемь людей. Гибель Гийра спасла их от голодной смерти. Восемь жизней за одну — неплохой счёт. Гийр может гордиться своей смертью. А значит мы можем гордиться его жизнью. Ведь он был нашим одногруппником.
— Ты это к чему, четырнадцатый?
— Эльван Кадере, ты можешь объяснить во имя чего умер Лесли Дорн?
— Он принял смерть во имя Светоча! — со злым раздражением ответил Эльван. — И хватит дурацких вопросов! Идём на поминовение.
— Эль, я не спрашиваю ради кого умер Лесли. Я хочу знать для чего он это сделал.
— Перестань называть меня по имени! — взъярился Эльван. — Я теньм номер пять!
— Как хочешь, — согласился Клемент.
— Так ты не идёшь на поминовение? — с холодной жесточью спросил Эльван.
