— Я слуга правителю долины, — тихо сказал Чен. — Пёс у его ног. Ещё никто нас не… — он не договорил.
— Ястребы тебе так послужат — мало не покажется, — процедила Марикита. — Говорят, — понизила она голос, — что гроссмейстер в долину посольство налаживает. Не в последнюю очередь ради того, чтобы правитель ему зомбаков отдал. И ещё говорят, что правитель и Соколов не любит, и Ястребов. Так они, Ястребы то есть, хотят послать представителей в такой день, когда выгнать нельзя будет. Правитель долины скоро женится, невеста — старейшина, так что сам понимаешь — на такой свадьбе должны быть представители хотя бы Аравийской республики и ордена. Любого, хоть Ястребов, хоть Соколов. Эти, кстати, тоже с новой долиной подружиться хотят. Заявили, что правитель взял с ордена свою виру, и теперь их отношения начинаются с чистого листа.
Староста крепко выругался.
— Дядя Фрэнк, — твёрдо сказала Марикита, — я не думаю, что людь, свершивший такое деяние, поддастся на сказки орденов. Здесь пернатых ждёт крутой облом.
— Ты права, девочка, — ответил староста. — Права.
Зомбаки немного помолчали.
— Когда это было? — спросил Чен.
— Около месяца назад. Плюс-минус неделя.
За соседним столиком их с напряжённым вниманием слушал парень лет двадцати, тощий, крупномосластый, короткие, почти под ноль рыжие волосы. Широкое веснушчатое лицо побледнело, а зеленовато-карие глаза горели так, что Мариките страшно стало — прямо злой дух какой-то, ю-ю из джунглей. Разве что одет как и все в деревне — шорты цвета хаки, пёстрая майка с Ястребиными знаками: овал, в нём два глаза, а между ними — цветок лотоса. Парень почувствовал испытующий взгляд Мариктиы, глянул в ответ — остро, пронзительно, не каждый Ястреб так сможет. Девушка перекрестилась и пробормотала короткую охранительную молитву.
— Кто такой? — спросила она.
— Иван. Русский. Неделю назад рыбаки на побережье подобрали.
— У него странный взгляд, — сказала девушка.
— И не только взгляд.
Она посмотрела на Ивана внимательнее. Тот спокойно, словно ничего и не произошло, ел рыбу. Невероятное напряжение, которое так напугало Марикиту, исчезло, как и не бывало.
Рыба. Девушка от изумления приоткрыла рот: рыбы у него в тарелке с избытком хватит, чтобы накормить четырёх крупнотелых зомбаков, не то что такой ходячий скелет. И кто только позарился на столь скверный материал — ни красоты, ни силы, было бы ради чего зомбачить.
Тут Марикиту бросило в дрожь.
— Дядя Фрэнк, — прошептала она, — но ведь он — человек.
— Ну и что? Или ты раньше никогда человека не видела? И сама человечицей не была?
— Человек сидит в зомбачьем кабаке. Ест зомбачий хлеб, пьёт зомбачье пиво.
— Не хлеб, а рыбу.
— Дядя Фрэнк! — Марикита едва не сорвала голос на шёпотном крике, но всё-таки сказала так, что сосед не услышал: — Как много ты видел человеков, которые садятся с нами за один стол?
— За свои семьдесят лет зомбачьей жизни я могу их по пальцам одной руки пересчитать. Иван будет четвёртым.
— Он Ястребиный шпион?
— Вряд ли, — задумчиво проговорил Чен. — Зачем бы им так по-глупому подставляться? И зачем вообще шпион, когда стукачей немеряно?
— И что он в деревне делает?
— В поле работает, в хлеву, — ответил Чен. — Вчера ходил с рыбаками на лов — те не жаловались.
— А живёт где?
— У Кармелы. Она им, похоже, куда как довольна.
— У тебя в деревне неделю живёт человек, а ты так просто об этом говоришь!
— Действительно, — удивлённо, словно только сейчас понял, сказал староста. — Человек живёт в зомбачьей деревне.
— Слава Иисусу, дошло! — ядовито сказала Марикита.
Чен украдкой глянул на рыжего. Тот доел рыбу, поблагодарил кабатчика, расплатился. Кабатчик что-то ему сказал, человек рассмеялся. У ограды человека остановил один из рыбаков, спросил, идёт ли он с ними на вечернюю ловлю. Человек мгновенье поразмыслил и согласился.
— Тогда иди к пристани, переоденься, — сказал рыбак. — Робу у Вальтера возьмёшь.
— Хорошо.
Человек ушёл.
Марикита ошеломлённо смотрела ему вслед. Никто из зомбаков словно и не видел, что говорит с человеком.
— Так и есть, — ответил на её вопрос Чен. — Никто не думает о нём как о человеке.
— Как о зомбаке, что ли, думаете? — зло спросила она.
— Нет. Как об Иване. А кто он — человек, зомбак, дух из моря — мне как-то всё равно. И другим тоже.
— Он волшебник?
— Совсем нет. Полный ноль в магии, такого бездаря я ещё не видел.
— Но… — Марикита не понимала, — как он вас тогда оморочил?
— Это иное, — раздумчиво сказал Чен. И добавил осторожно, словно искал путь в трясине: — Иван смотрит на нас как на равных. Нет ни страха, ни высокомерия, ни брезгливости, ни угодливости. Он смотрит на нас как на людей и оценивает только людские качества. Видит саму твою душу, и ты забываешь о собственной природе, и смотришь только на своё истинное Я, то, которое больше, чем раса, должность, богатство или бедность. — Староста перевёл дыхание. — Мне трудно объяснить, Марикита, просто с Иваном всё время было некогда подумать, что он человек. Всегда находятся темы поважнее таких пустяков как происхождение. Я не могу объяснить.
— Я поняла, — медленно проговорила девушка. Немного помолчала и сказала: — Будет лучше для всех, если Иван уйдёт из деревни. Такой людь обязательно притянет к себе перемены — и не только для себя. Прогони его.
— Поздно, — ответил староста и невесело рассмеялся: — Перемены начались в тот день, когда рыбаки приволокли Ивана с побережья. С того самого дня мир и начал меняться. К худшему это перемены, или к лучшему, я не знаю. Но одно скажу твёрдо — мир изменяется необратимо.
* * *
Зомбачья деревня Славяну нравилась: чистые просторные улицы, домики в испанском и итальянском стиле, засаженные цветами палисадники, возле каждого дома небольшая беседка, — зомбаки любят принимать гостей, а сидеть в доме никому не хочется.
Как выглядят другие ожившие умертвия, Славян не знал, а зомбаки ничем от людей не отличаются — те же глаза, теплая кожа, так же растут волосы и ногти. Так же как и люди зомбаки пьют, едят и занимаются сексом, но только зомбаки бесплодны. Человеческим прошлым не гордятся и не стесняются, было и было. Года себе считают по дню оживления. Здесь от мужчины сорокалетнего вида можно услышать «Мне семь лет», и от восемнадцатилетнего парня — «Мне пятьдесят».
В Весёлом Дворе с зомбаками дело приходилось иметь редко, но достаточно, чтобы научиться отличать от человеков — по мягким скользящим движениям, почти незаметному дыханию и очень глубокому, богатому на интонации голосу. И едва уловимому аромату цветов — мёртвые действительно не потеют, тут поговорка права. Хотя любому, кто назвал бы зомбаков мертвецами, Славян дал в морду — более живых и жизнелюбивых людей он не встречал никогда.
