— Вы как? — спросил Роман.
— Нормально… — ответил Коваленко. — Тут такая какофония была… просто карнавал в аду…
— Готов? — нетерпеливо спросил Бриджес. — Ради Бога, давай уж начнём, раз ты туда припёрся, а то я из-за тебя тут с ума сойду…
— Как там «хвост»? Освободили?
— Да… но…
— Бриджес, я намерен пройти ещё семь-десять метров, как и договаривались! — рявкнул Коваленко, нажимая на рычаг.
Ему казалось, что «пробойник» плывёт по волнам, плавно укачивая своего единственного пассажира. Хлысты молний-негативов расступались, как водоросли. Экран чудил, показывая какие-то призрачные меняющиеся конструкции, перекрученные лестницы, виадуки и арки… в какой-то момент над пробойником появилась матовая жемчужная плоскость, покрывшаяся лицами с безмолвно раскрытыми ртами…
Потом в глазах у Коваленко потемнело… и он испуганно остановился.
«Зеркало» стояло прямо перед ним. В наушниках взволнованно кричали несколько голосов. Коваленко упрямо сжал зубы и промычал:
— Б…дь! Начинаю!
Он опустил дополнительный фильтр-забрало, откинул колпачок-предохранитель и нажал на тугую клавишу, чувствуя, как набухла от пота ткань подшлемника.
— Поехали!
Анна«Ах, как глупо! Как же всё-таки невыносимо глупо!.. — думала Анна, облизывая пересохшие от съеденного гематогена губы. — Столько всего произошло, сколько от всякой гадости отбивалась… чтобы, в итоге, так нелепо плутать в старенькой детской поликлинике… и возможно, через месяц сдохнуть здесь от голода и жажды. Это всё паршивца моего фокусы… чьи же ещё?!»
Она уже который раз брела по одному и тому же бесконечно длинному, опротивевшему коридору неизвестно какого этажа. Низенькие кушетки, фикусы на подоконниках, плакаты на стенах…
…если Вас или Вашего ребёнка укусил клещ, немедленно…
…мойте руки до еды, чтобы не было беды!
…справки по поводу материнского капитала в 34 кабинете…
…план эвакуации при возникновении пожара…
План ей бы пригодился, чего греха таить! Прямо так бы и эвакуировалась по означенному маршруту. Сходу, без паники. Жаль только, что грёбанное пространство-время завязалось здесь на тысячу запутанных узелков. Иногда ей казалось, что коридоры переплелись, как шерстяная нить старого бабушкиного клубка, когда пятилетняя Аня азартно орудовала утащенными спицами… ей так хотелось научиться вязать…
Полы поскрипывали. Иногда по коридору проносилось тухлое дуновение сквозняка. Наверное, где-то испортился бутерброд, недоеденный какой-то исчезнувшей мамочкой. Воду Анна экономила. Правда, в туалете в туалетных бачках была вода… но она решила для себя, что воду эту будет расходовать только на то, чтобы — в крайнем случае! — помыть руки и ополоснуть лицо. В кабинете физиотерапии она нашла полупустую пятилитровую бутыль с дистиллированной водой. Пить её было, конечно же, было можно… но Анна подумала, что перетерпит. Фляга! Содержимое благословенной фляги китайского производства. Удобная фляга с завинчивающейся крышкой — вот то, за что Анна могла поручиться. Благодарение небесам, она пополнила запас воды перед уходом!
Что-то сейчас делает Сашка? Илья и Мёрси? А вдруг они умерли?
Анна одёрнула себя. Нечего тут гадать: «что, если?», «а вдруг?» — ты не первый день в этом мире живёшь, прекрасно понимаешь, что случиться здесь может всё, что угодно!
После славной победы в аптечном киоске Анна добралась до торцевого окна в конце второго этажа примерно часа за полтора. Пространство растягивалось… а быть может, и время — ей не хотелось тогда об этом думать. Возле каждого кабинета она слышала детские голоса, бормотание родителей — как будто в голове включалось плохо настроенное радио. Некоторые двери были приоткрыты. В поисках Сашки Анна заглядывала в кабинеты. Ничего не видя, кроме тумана, она громко звала «Саша-а-а!!!» — и не получив ответа, закрывала двери и шла дальше.
Оконные проемы этого (второго?) этажа забраны крепкими стальными решетками, выкрашенными черным кузбасс-лаком. За окном всё так же тоскливо колыхалась надоевшая муть. Ни неба, ни земли, ни деревьев…
И на кой ляд местные рукосуи наляпали везде эти идиотские решётки? Ну, понятно, на первом этаже без них никак нельзя, но на втором?! Иначе можно было бы попытаться вылезти в окно. Чёрт с ним, авось бы не переломала себе ноги! Однако решётка была сработана на совесть, чисто по-уральски — не иначе, как на каком-то оборонном предприятии, и не иначе, как для защиты от артиллерии и танков потенциального противника…
Анна вспомнила Нижнетагильский краеведческий музей, экспозицию «Урал Демидовых»: лопата с черенком из железного бруса толщиной в солидный лом; тачка, склёпанная целиком из железа; какие-то гипертрофированно разросшиеся, уродливые железные щипцы… Они с мужем хихикали, мол, бедным пращурам приходилось больше уставать от инструмента, чем от груза…
«Да, решетку всё равно не одолеть, — Анна в очередной раз устало подёргала прутья. — А ведь можно было бы выбраться! Или ещё раз Сашку поискать?» Её властно тянуло туда — на эти пустынные, страшные в своей новой, затуманенной, жизни, непривычные улицы. Она точно знала — вчетвером шли правильно, голосок Леночки повторял и повторял в голове:
…а можно я буду звать вас мамой?..
Анна чувствовала запах белокурых волос, нежной детской кожи, и знала, знала — да, всё правильно — туда, туда! Её, как одержимую, тянуло в строго заданном направлении.
Присев на кушетку, она выпила глоток воды из фляги и стала жевать несколько долек шоколада. По странной ассоциации вспомнился корпоративный праздник — юбилей босса мужа, куда сотрудников пригласили с жёнами. Этим, похоже, добрая половина собравшихся мужиков была не очень довольна. Боссу, скинувшись, заказали стриптиз. Полуголые девицы, мелькая грязными пятками, танцевали танец живота под заунывную восточную музыку, так и бьющую по ушам. Муж сидел красный и довольный, в основательном подпитии… что случалось редко, — не любитель он был спиртного. Рядом с ним сидел лысый Парамонов, которого Анна терпеть не могла за подхалимаж и поросячьи нескромные глазки, так и норовившие раздеть тебя догола и оценить…
— Восточные женщины! — орал, перекрикивая долбанную зурну, или что там ещё так пронзительно дудело в колонках, Парамонов. — Ты не представляешь себе! Они покорны по обязанности! Им даже в башку не придёт перечить их властелину!
