Мясо.
Он держал в руках мясо. Добычу. Еду. Именно этой идеей, пусть несознательной, объяснялась быстрая реакция и то, как легко Морозов, прежде никогда не убивавший животных, прибил крысу. Организм сам решал за него, что лучше, а что хуже. Рядом была пища, и инстинкты требовали: бери, ешь!
Для рассудка же эта перспектива была отвратительна. Будь то птица: утка или голубь… Но крыса! С ее мерзким голым хвостом, с ее похожими на человеческие руки лапками. К тому же, некстати вспомнилось, что крысы в средние века были разносчиками чумы.
Игорь осторожно поднес трупик к лицу и втянул воздух. Пахло как в сыром подвале.
А еще — кровью.
И от этого запаха у Морозова во рту непроизвольно собралась слюна.
— Дичаем… — пробормотал он, сглатывая. — Что ж мне ее… сырую? Без соли?
Он вспомнил, что в лавке с висельником видел соль, хоть и слипшуюся в единый ком, но все же… Что ей сделается? Соль она и в Африке соль.
Но это означало — возвращаться. Во-первых, в дурную лавку, где разлагающийся труп смердел на всю округу, во-вторых, через страшный пустырь. Можно было, конечно, в обход…
Игорь оборвал эту мысль.
— Да что я ее, жрать, что ль, собрался?
Он откинул тушку в сторону.
— Шкуру еще надо содрать… — сквозь зубы процедил Морозов, тщательно вытирая руки. — Нечем. Даже ножа нет.
Он вспомнил, что в далекой Финляндии остался в его потрепанной робе классный строительный нож. С широким и острым как бритва лезвием. Плексигласовая рукоятка удобно ложилась в ладонь, даже в воде не тонула! Как-то раз напарник Морозова уронил нож в ливневую канализацию. Нашли легко.
— Да. Жалко.
Игорь высыпал оставшиеся макароны в рот, с натугой захрустел и и очередной раз огляделся.
Деревья… Будто и не в Таллинне.
Нет, конечно, столица Эстонии всегда была местом зеленым и экологически чистым — не Марду какой-нибудь и не Кунда, где стоял целлюлозный завод и от вони можно было задохнуться. Но деревья и парки в Таллинне были разбиты с эстонской аккуратностью. В них нельзя было заблудиться.
Морозов припомнил, как давным-давно, когда еще был жив отец, он ездил с ним к родне, в Брянск. И тамошний родич, то ли дядька, то ли еще кто, стращал молодого Игоря тем, что в центральном брянском парке в годы войны прятались партизаны. На отца эти истории не производили впечатления, его больше волновала пивная: он с европейской непривычки маялся похмельем, оставшимся после давешней бурной родственной встречи. А вот Игорь запомнил. Уж очень его поразили деревья, которые он по малолетству не мог обхватить. И то, что дорожек как таковых не было. А главное, его удивила тетенька, собиравшая в парке, посреди города, грибы.
В Таллинне ничего подобного не было, и быть не могло по определению. В советские годы маленькая Европа держала марку. Да и места откровенно не хватало. Не размахнешься с парками, одним словом.
Оттого еще более странной казалась буйная растительность, выросшая посреди города.
И главное, рельсы-то где? Вроде бы он по ним шел…
Игорь встал и побрел к ближайшим развалинам. Перелез через упавший, вывороченный с корнем ясень, обошел колючий кустарник, взобрался на гору кирпича и битого шифера. Прикинул расположение фундамента. Получалось, что там, на другой стороне развалин, должна была быть улица. На уцелевшей части стены угадывалась арка подъезда. Морозов осторожно, чтобы не оступиться, преодолел руины и стал внимательно изучать углы здания.
Где-то тут, по логике, должна быть табличка с названием улицы. По ней можно сориентироваться.
Увы. Ничего подобного Игорь не обнаружил. Зато среди мусора нашел предмет, который заставил Морозова ненадолго забыть обо всем.
Нож!
Небольшой, ладонь в длину, грязный, но не ржавый, с хищно задранным носиком, наподобие финки. Простенькая пластиковая рукоятка была поцарапана, в одном месте сколота, но неплохо сохранилась.
— А вот это удачно! Ой как удачно!
Игорь подбросил нож, перекинул из ладони с ладонь.
— Нержавейка.
Сказать по правде, нож имел совершенно кухонно-самопальный вид. Этим, наверное, и объяснялось его «нержавеечное» происхождение и странная финкоподобная форма лезвия. Видимо, выточил его какой-нибудь местный дядя Петя. Или дядя Ваня, что сути не меняло. С советского времени тут осталось много заводов, которые с началом Перестройки были начисто распроданы, а то и вовсе снесены. Слесари же остались, промышляя кто чем в новой, незнакомой для них жизни.
Игорь сунул нож в карман и неожиданно вспомнил про крысу. Он вернулся и попытался найти тушку. Не удалось. Труп крысы исчез. То ли утащили не слишком брезгливые сородичи, то ли кто покрупней.
Игорь вздохнул, но не сильно расстроился. Найденный нож перевешивал любые потери.
В надежде выйти на дорогу, Игорь начал бродить по округе, все дальше и дальше уходя от развалин. В конце концов, он вышел к обветшавшей, но почти полностью сохранившейся часовне. Высокий, изогнутый клен пророс сквозь здание, поднявшись над крышей и раскинув над ней зеленый полог кроны.
— Живые и мертвые… — прошептал Морозов.
Кладбищенский парк — место, где с восемнадцатого века хоронили моряков, — разросся до неузнаваемого состояния, одичал, превратился в лес. Почва, благодаря старым могилам, тут всегда была добротная…
— Как же это я такого кругаля дал?
Игорь огляделся. Получалось, что он в какой-то момент потерял направление и ушел от трамвайных путей в сторону. Эти места он помнил плохо, потому что обычно гулял с девушками в старом городе, на Вышгороде, где было больше романтики и всяких красивостей. А на старом кладбище… какая к черту романтика?
Игорь на глазок прикинул направление и пошел в ту сторону, где, как ему казалось, раньше проходила дорога.
Скоро деревья поредели, идти стало легче, и Игорь выбрел на потрескавшийся, белесый асфальт. Под фальшиво легкомысленным, солнечным небом тихо догнивали остатки трамвайной остановки.
В целом, разрушений здесь было меньше. Зелени тоже. Деревья и кустарники не сумели сильно разрастись. Трава, как в центре города, торчала там и тут, взламывала асфальт, но не сплошным ковром, а клочками. На некоторых домах неплохо сохранились крыши.
Игорь обратил внимание, что некоторые окна заколочены. И, судя по всему, совсем недавно.
Люди…
Морозов задумался.
Что делать? Кричать? Звать кого-то?
Возможно.
Но для чего? Спросить дорогу? Узнать, что произошло?
Так дорогу он и сам знает, а что произошло… Почему-то ему казалось, что на этот вопрос вряд ли кто сумеет внятно ответить.
