«Я изменился» – думал он. «Я изменился». Но вокруг все оставалось неизменным.
Нет, не неизменным. Он вспомнил время, другое время, когда его слова что-то значили. Вокруг был жаркий, мокрый тропический лес, и тело покрывалось отвратительной потницей и язвами. Его третий день тащил за собой, как военную добычу, оборванный отряд мародеров, не умевших даже читать. На четвертый день направление было потеряно, и он рискнул подать голос, видя, что единственный владелец карты собирается забить ее обрывки в ружье шомполом, как пыж. Друг и будущий соавтор, вытащивший его из ямы, а тогда – такой же оборванец в синяках, переводил, а он вычислял местоположение по звездам…
Взятая деревня, взятый город, примененные знания, золотые часы, почтительно принесенные ему тем, кто когда-то жестоко избил его при взятии в плен, окопы чужой армии, чужая рваная форма, взятый большой город, жара, победа…
Я почти не командовал, подумал он. Командовал обычно кто-нибудь подходящий. Я даже не советовал. Я просто что-нибудь точно знал – и не мог не говорить об этом.
Жаль, что тогда я ничего не писал.
– Чужое счастье – засмеялся он. – Там даже написано. Они называли меня – чужое счастье. Мне от этого счастья почти не было. Как я могу быть равен единорогу?
– Ну, ты не так сильно изменился, как тебе хотелось бы – сказала Герда. – Не трус ведь…
– Герда, ты забыла, что я трус! Я не… Я же ни разу не колдун! Я не смогу принять единорога целиком!
– Почему? Ведь он просил тебя.
Лес глубоко вздохнул:
– Это оскорбило бы единорога.
Она шелестела страницами книги, не поднимая головы.
– Продолжай. Раз уж он выбрал тебя, он знал, на что идет сам.
– С той ночи, когда я видел его, я захотел всегда быть с ним и быть, как он… А теперь я – не он. И он – тоже не я. Нельзя осквернить единорога, поместив его в такой сосуд, как моя несчастная голова. Но когда я засыпаю – в этих лесах появляется ещё один обитатель. Так что пока мне есть чем гордиться.
Он смотрел в окно, и ей казалось, что в его глазах была древняя, ни с чем не сравнимая красота. Гордость единорога.
А потом он закрыл лицо руками.
Герда осторожно прикрыла книгу и коснулась его плеча.
– Он в тебе. Не страшно. Не больно. Не плохо. Ничего не будет. Ничего. Он в тебе. Он знает, что делать. Он же всегда свободен от всего. Даже от таких дураков, как ты. Успокойся…
Дети шумели в отдалении, а вокруг них бились лиственные волны – ветер сорвал с места золотую россыпь, оголив ветви клена. И Лес, прикрыв глаза, услышал рокот моря. Моря, которое всегда звало его, которое благодарило его за написанные строки.
Она никогда не видела моря.
…Но все путешествия – настоящие.
Проходя мимо церковной ограды, Лес, всё ещё пребывавший в странном состоянии от такого разговора, поймал краем уха, как святой отец что-то втолковывает человеку, сидящему на скамейке. Он рассеянно остановился и прислушался. Святой отец, сильно волнуясь, как раз доказывал кому-то, что человек не должен желать себе собачьей жизни, ибо человек – подобие Бога и святых его. Интересно, подумал он, а желать себе просто человеческой жизни – или какой-нибудь ещё жизни, если ты совсем не человек – это тоже грех? И пошел дальше.
…Он давно задумывался о том, что в городе была всего одна личность, которая реагировала на него абсолютно естественно – наверное, она о нём просто ничего не знала. Личность одевалась в стиле помойки, носила с собой большущий блокнот и неприязненно сверкала на всех огромными черными глазами.
Родителей Марии никто никогда не видел близко. То есть они были. Жили в большом старом доме, опоясанном живой изгородью, будто заколдованный замок. Не работали. Каждый день ровно в семь часов пили чай на большой веранде, за стеклом с серебряной решеткой.
Лес помнил эту картину, сколько помнил себя. Но родители никогда не менялись, а девочка, пока его не было, появилась и росла. И когда на улицах города появилось дикое непричесанное создание, экстерном бегавшее сдавать экзамены в местной школе, никто особенно не удивлялся. Мало ли, может быть, её родители – местные призраки. С кем не бывает. А кредитоспособность этих привидений подтверждал вполне приличный счет в банке и новая дорогая антенна на крыше. С таким количеством денег хоть привидение, хоть не привидение– всё едино. А девочка как девочка. Ничего. Пусть растёт.
Так девочка и выросла… И получилась местная хулиганка Мария. Пропахшая дымом и костром лесовичка, ученица тихой ведьмы Герды, целыми днями пропадавшая в лесах, собирая где-то на опушках целебные травы. Правда, сейчас ей вроде бы нечего было делать… Может быть, стоит раз в жизни, подумал он, поговорить с такой же, как я?
Но для этого чаще всего не хватало смелости. А ведь надо знакомиться.
Осколок четвертый – там, в глубине
Их никто не видел.
Он вовсе не собирался попадать в неудобное положение – а вдруг некоторые птицы предпочитают мокнуть под дождем, даже если Лес – единственный, кто предложит птице свой плащ. Но если уж так получилось – значит, получилось. Тем более, получилось, как в хорошем романе – сначала посмеялись… И теперь можно было гулять вдвоем по мокрым лесам, не задумываясь о том, кто что скажет и зачем скажет.
Дождь был светлым. Он был светлее, чем прозрачный лесной воздух, и струны паутины тихонько звенели и дрожали, натягиваясь под спасительными лапами елей. Какое утешение гулять с кем-то, кроме Скати, радостно думал Лес, поддерживая Марию под локоть. Она шла выпрямившись, откинув капюшон плаща, и по смоляным волосам, переливаясь в такт изгибам мокрых колец, стекали прозрачные звезды. Трава на открытых местах была по колено, и к мокрым джинсовым лохмотьям прилипли колючие репейники и сосновые иголки.
Лес сиял.
– Вот тут стоял замок местного барона, – он элегантным жестом обвел рукой контуры развалин на вершине холма. – Красивое было место. Жаль, нам бы в те времена ничего не светило…
– Тоже мне, светило нашлось.
– А ты как думаешь?
– Да тебя бы сожгли как колдуна! Ведьм топили. А то и вообще закапывали живьем.
– Тебя бы закатали в подземелье здешнего барона, ха. Как будущее фамильное привидение.
– Веселые были времена, да?
– Да пошло оно всё! Я не хочу, чтобы такое повторилось.
– Ну-у.. – Он оценивающе посмотрел на неё. – Чаще повторяется, чем мы хотим… Хотя – нет. Не для тебя Тебя бы спас прекрасный рыцарь и увез в какую-нибудь Странную Страну. А барон гонял бы с тобой чаи … после собственное смерти.
