— Если вы намерены меня экзаменовать, то позвольте вам помочь и сообщить, что я много чего помню, — ответил я профессору, поднимаясь со стула. — Вот, например:
Перегражденная Нева
Обратно шла, гневна, бурлива,
И затопляла острова,
Погода пуще свирепела,
Нева вздувалась и ревела,
Котлом клокоча и клубясь,
И вдруг, как зверь остервенясь,
На город кинулась. Пред нею
Все побежало, все вокруг
Вдруг опустело — воды вдруг
Втекли в подземные подвалы,
К решеткам хлынули каналы,
И всплыл Петрополь, как тритон,
По пояс в воду погружен.
— Браво! — промолвил профессор. — Если вы помните Пушкина, еще не все потеряно! Я был о вас худшего мнения.
— Спасибо, — сказал я, направляясь к двери. — Рад был познакомиться и произвести приятное впечатление.
— Стоять! — взревел Вениамин Петрович и, когда я от неожиданности остановился, ласково попросил: — Бросьте вы, Миша, выпендриваться. Посидите, полялякайте со стариком, авось в мозгах побольше останется, чем от всех ваших боевиков, комиксов и ужастиков. Пошли-ка, брат, на кухню, там оно как-то сподручнее толковые разговоры вести.
«Вот ведь чертовня! — удивленно подумал я. — Псих этот самый Берестов, а никакой не профессор! И все же забавный мужик, гадом буду!»
— Вы меня, Михаил Иванович, за психа приняли, а напрасно, — сказал Вениамин Петрович, проходя вслед за мной на кухню, где на плите — вот те раз! — стояло сооружение, сильно смахивающее на самогонный аппарат. — Ну, что вы из себя статую Командора изображаете? Никогда прибор для получения самогона не видели?.
— Видел, — признался я. — Перевод «Книги Мертвых» не читал — каюсь. Но из чего самогон получают — представление имею. Есть у меня малоимущие знакомые…
— Соорудил перед началом перестройки, во времена искусственного дефицита и, знаете, до сих пор пользуюсь, — без тени смущения сообщил Вениамин Петрович. — Остофигело умные статьи за бутылку писать.
— М-м-м… Да-а-а… — проблеял я, опускаясь на табурет у окна, из которого открывался прекрасный вид на зловещую черную пирамиду.
— Берите селедочку, — продолжал удивлять меня Вениамин Петрович, наполняя две стоящие на столе стопки жидкостью из литровой бутыли, с ловкостью фокусника вытащенной им из холодильника. — До недавнего времени я, знаете ли, о будущем мало задумывался. Да и о прошлом тоже. И дело тут, вы не подумайте, не в карьере! Просто чего ни коснись — все интересно! Белых пятен кругом — непочатый край. Где ни копни — везде находки. Но одни, знаете ли, местного значения, а другие — глобальные. Ну, ваше здоровье!
Я чокнулся с Вениамином Петровичем и осушил стопку. Взглянул на высящуюся за окном пирамиду и спросил:
— Так вы полагаете, они и впрямь имеют отношение к концу света?
— Имеют, к сожалению, — сказал Берестов, опорожнив стопку и ухватив на вилку аппетитный кусочек селедки с луком. — Я ведь вас цитатами разными не зря пичкал. Все они к пирамидам непосредственное отношение имеют. Скажите мне, о чем бы вы ваших потомков предупредить хотели? Если бы у вас возможность была весточку им передать. О погоде? О способах убирать пшеницу?
— Я вас не понимаю! — выдавил я из себя.
— Прекрасно понимаете! Только признаться в этом себе не хотите. Предупреждать человека о счастье, которое его ждет, — напрасный труд! Предупреждать о хорошем никто не станет — нет в том нужды! А о беде — да! О ней можно, нужно и должно уведомить, даже если это выльется в копеечку, верно?
— Верно, — сказал я, отметив, что самогонку профессор мастерит классную.
— Так вот нас наши чадолюбивые предки предупредили. Они нам столько посланий оставили, что только слепой не прочтет. Вспомните о священных книгах буддистов, в которых говорится о Семи Солнцах, каждое из которых губят поочередно вода, огонь или ветер. Предания аборигенов саравака и сабаха из Океании говорят о том, что Шесть Солнц погибли и ныне мир освещается Седьмым. А в пророческих Сивиллиных книгах говорится о «девяти Солнцах, которые суть пять эпох». И предрекается еще две эпохи — Восьмого и Девятого Солнц…
— Селедка у вас хороша, — сказал я, чтобы выбить профессора из накатанной колеи. Похоже, конец света был его коньком, но меня-то интересовали черные пирамиды.
— Я понимаю ваше нетерпение. — Вениамин Петрович одарил меня неодобрительным взглядом, однако стопку мою все же наполнил. — Но перед тем, как перейти к делам нынешним, позвольте напомнить вам еще один миф, автором которого являются индейцы хопи — дальние родственники ацтеков, о которых вы писали в вашей статье. «Первый мир, — полагали они, — был уничтожен за человеческие проступки всепоглощающим огнем, который пришел сверху и снизу. Второй мир кончился, когда земной шар свернул со своей оси и все покрылось льдом. Третий мир закончился вселенским потопом. Нынешний мир — четвертый. Его судьба будет зависеть от того, будут ли его обитатели вести себя в соответствии с планами Создателя».
— Пятый, седьмой, девятый, четвертый мир — не слишком ли велик разброс? А планы Создателя — это вообще запредел… — сказал я, вытаскивая пачку сигарет и вопросительно поглядывая на Вениамина Петровича.
— Кури, — разрешил Берестов, — пей! Но дело разумей. Допустим, древние, возводя пирамиды, хотели нас о чем-то предупредить.
— Допустим, — согласился я под его требовательным взглядом.
— Допустим, инопланетные пирамиды тоже появились на нашей Земле, чтобы о чем-то нам намекнуть. Не слишком тонко, ну да ведь мы намеков не понимаем. Верно?
— Я лично понимаю! — запротестовал я.
— За тебя, разумного! — провозгласил профессор и, осушив стопку, потянулся за хлебом. — Так вот, не приходило ли тебе в голову, что черные пирамиды присланы к нам, чтобы мы, глядя на них, задумались: кто мы, зачем, для чего?
— Прилетели заботливые дяди… — начал я не без сарказма в голосе.
— Вот именно. Прилетели заботливые дяди. Только вот, может статься, заботятся они не о нас, а о нашей, например, галактике. И видят — пользы мы ей не принесем, а угробить со временем можем. Тут бы разумному человеку и вспомнить, что о появлении этих дядь нас предыдущая цивилизация предупреждала. И мифы соответствующие придумывала, которые через века дошли. И пирамиды строила…
— Не нравится мне что-то ход ваших мыслей! — сказал я, втыкая сигарету в подставленное мне профессором блюдце. Не вижу я связи между древними пирамидами и этими, черными!
— Ну, это, милый, твои проблемы. А я вижу. И готов допустить, что такие вот черные пирамиды уже появлялись перед потопом. И кто-то, глядя на них, подумал: э-э-э, ребята, что-то мы не то делаем! И построил ковчег. А потом, когда погубившие прежний мир воды ушли, завещал правнукам: постройте, парни, пирамиды. И пусть они содержат информацию о том, что кто плохо жил, тот плохо кончит.
