— Это верно, — согласился я, подумав, что тезка мой — Михаил Михайлович — скорее всего не стал бы пристраивать свои опусы в наш журнал.
— Иди-ка, дружок, за секретер, мне тут поработать надо, — сказал я не понимающему тонких намеков сыну, и тот, сделав мне козью морду, освободил стол, на который я торжественно водрузил своего маленького помощника.
Подпер голову руками и уставился в закатное, исчерченное перламутровыми облаками небо…
Точно такие же перистые облака плыли над черной пирамидой, на которую мы с Валькой и Алькой поехали взглянуть в прошлое воскресенье. Мы доехали на метро до станция «Московская» и пошли к памятнику защитникам Ленинграда, называемого в народе «Стамеской». Чудовище это всегда производило на меня тягостное впечатление: мало того, что обелиск и впрямь сделан в форме стамески, так под ним еще и карикатурно крохотные бронзовые человечки мечутся — ужас какой-то!
Алька углядел черную пирамиду уже от универсама, примыкавшего к универмагу «Московский», но целиком мы увидели ее, только дойдя до начала Московского шоссе. Она высилась на месте парка Городов-героев и была окружена наспех поставленным бетонным забором. Выглядела черная пирамида впечатляюще, но по-настоящему оценил я ее размеры, только заметив стоящий подле нее храм Георгия Победоносца.
— Ух ты! Здорово смахивает на террикон! — сказала
Валька, повиснув на моем локте. — А по телику она кажется не такой уж большой.
На площади Победы царило оживление: съехавшийся с разных концов Питера люд глазел на пирамиду, налюбовавшиеся мрачной махиной дети толкались у лотков с мороженым, хот-догами и пепси.
— Так это и есть звездолет пришельцев? — спросил Алька, несколько минут почтительно взиравший на черную гору. — Отпад! Что же они в нее напихали?
— Ума не приложу, — честно сказал я, потому что стараюсь без особой необходимости сыну не врать. — Версии разные ты и сам слышал, если новости смотрел. Выбирай по вкусу.
— Но ты-то как думаешь, зачем они прилетели? — не унимался Алька.
— Не знаю, — повторил я и, чтобы пресечь дальнейшие вопросы, добавил: — Чтобы глаза нам мозолить.
— Ага, — сказал Алька и надолго задумался… Розовое небо полиловело, три вспугнутые чем-то
вороны поднялись с растущих во дворе вязов, и я занес пальцы над клавиатурой. Делать нечего, придется написать шефу статью. Ну, например, о летающих крокодилах. Крокодилах-мутантах. Которые появились в нашем городе после того, как мода на разведение их в ванных комнатах прошла, и новые русские стали избавляться от своих беспокойных питомцев. Что мода была — это я знаю наверняка. Что модные цацки быстро устаревают — общеизвестно.
Стало быть, начали хозяева выбрасывать надоевших крокодилов во дворы. А те принялись жрать бомжей. Милиция взялась их, то есть не бомжей, а крокодилов, конечно, отстреливать, и те, в поисках спасения, устремились в городскую канализацию, по которой спускают из заводов всякую химию и радиоактивную дрянь. И тут-то крокодилы стали мутировать, и у них отросли крылья. Придумать две-три истории, рассказанные якобы очевидцами: бомжом, ассенизатором и милиционером, — это мне пара плевых. А если добавить к ним для затравки байку, как воспитанник-крокодил съел своего новорусского хозяина и гадил потом, на радость бомжам, золотыми перстнями и цепочками, это будет определенно иметь успех. Кто не поверит — посмеется.
Я застучал по клавишам и за пару часов состряпал крокодильную статью.
А когда Валька пошла спать и выгнала меня на кухню, принялся составлять конспект нового опуса о пирамидах. Того, что станет продолжением статьи, которую шеф сочтет возможным напечатать в лучшем случае номера через два. Если черные пирамиды пришельцев никак себя до тех пор не проявят. Во что, честно сказать, верилось мне с трудом. Ведь не за тем же, действительно, эти семь громадин преодолели бог весть сколько парсеков, чтобы мозолить нам глаза?
Итак, новая статья о пирамидах будет посвящена следующим вопросам.
Джон Энтони Уэст, автор «Ключа путешественника», «Змея в небе» и других книг, в которых излагает свои взгляды на развитие цивилизации Египта, писал, что три великие пирамиды отличаются от всех остальных не только отсутствием в них росписей и следов захоронения фараонов, но и качеством строительных работ: «Есть противоречие в сценарии, который звучит следующим образом: сначала возводятся никуда не годные пирамиды, неразумные конструктивно; внезапно начинается строительство совершенно невероятных пирамид, конструктивно превосходящих все, что только можно себе представить; и вдруг, внезапно, поворот назад, к дрянным пирамидам. В этом нет логики… Применительно, скажем, к автомобилестроению это выглядело бы так: промышленность изобретает и строит «Форд-Т», затем внезапно изобретает «Порше» 93 года и выпускает их несколько штук, потом забывает, как это делается, и возвращается к выпуску модели «Форд-Т»… Цивилизации так не работают».
Под «никуда не годными пирамидами» Уэст подразумевает ступенчатую пирамиду Джосера в Саккаре, возведенную во времена III династии, — внушительное сооружение, построенное из сравнительно небольших блоков, с ненадежными внутренними камерами. Говоря о «дрянных пирамидах», он имеет в виду пирамиды V и VI династии, украшенные изнутри прекрасными «Текстами пирамид», но построенными так плохо, что почти полностью обрушились, и сегодня большая часть их представляет собой груды щебня. А вот пирамиды IV династии в Гизе, как это ни странно, построены так, что простояли тысячи лет, почти не пострадав.
В результате сильного землетрясения 1301 года с Великой пирамиды, приписываемой Хуфу, осыпалась большая часть облицовки, и ее вывезли на стройки Каира. Однако вблизи основания остались еще плиты, которые подробно обследовал в XIX веке археолог У.М. Флиндерс Петри. С изумлением он писал, что размеры плит выдержаны с точностью около 0,2 мм, причем стыки подогнаны так, что в них нельзя просунуть лезвие перочинного ножа. «Даже просто уложить плиты с такой точностью — достижение, — отмечал он, — но сделать это с цементной связкой — вещь почти невозможная; ее можно сравнить разве что с оптической системой площадью в несколько гектаров».
К «невозможной» стыковке столь филигранно изготовленных плит надо добавить точную ориентацию Великой пирамиды по сторонам света, почти идеально прямые утлы, удивительную симметрию четырех огромных граней и до сих пор не понятый способ, которым миллионы тяжеленных блоков были подняты на десятки метров. Жан Франсуа Шампольон — основатель египтологии, расшифровавший знаменитый Розетский Камень, писал: «По сравнению с древними египтянами, мы, европейцы, — все равно что лилипуты». А ведь он еще не знал многих фактов, установленных современными исследователями пирамид.
