Ему даже стало несколько стыдно за свою слабость.
— Да дал маху! Какого то колдовского реквизита так испугался. Да совсем нервы сдали! Какой тяжёлый день! Никогда со мной такого не было. Понятно ведь, что всё это туфта. Муляжи. Наверняка все эти мутанты пластмассовые, иначе, где столько таких уродов набрали. Хе-хе-хе…Однако умеют, сволочи, преподнести товар! Обработать клиента. Вот пиар так пиар! — подумал он, и решил, чтобы восстановить своё реноме, он теперь не заговорит первым.
— У них время деньги, клиенты поджидают, долго молчать не смогут. Других дурачить надо — рассуждал он, насупившись и приняв гордую и неприступную позу.
Однако Зара всё также молча сидела, совершенно не шевелясь, словно превратясь в восковую куклу, совершенно не собираясь ничего говорить. Она лишь пристально смотрела на него, казалось, остекленевшим, не мигающим взглядом. Присмотревшись, Толик понял: она и не дышит! Пожухшая её старая кожа вся в пятнах и уродливых буграх казалась совершенно не живой, какой-то восковой. Пламя свечи отсвечивало в её выпученных глазах, такими же странными и тревожными бликами, как и на стеклах банок, и светящихся сквозь их мутное стекло, затаившихся в них мёртвых зрачках заспиртованных уродцев. Толик, не в силах выдержать этот взгляд, отвёл свои глаза в сторону, и вдруг его пронзило.
Ему почудилось, вдруг, что Зара это один из экспонатов этого паноптикума, вылезший из банки, когда он в ужасе орал в темноте. Эта дикая мысль, тем не менее, показалось ему настолько реальной, что он вновь задрожал и стал оглядываться вокруг, в поисках пустой колбы, наличие которой смогло бы подтвердить его догадку.
Но, куда бы он не бросил свой взор, он всюду сразу натыкался на глаза очередного уродца. Казалось, что они сами искали его взгляда, и все они пытливо и пристально разглядывали его своими неподвижными зрачками. Какое то время он ещё держался, но скоро, самообладание вновь стало его покидать. Его опять забил озноб, и он не выдержав, заговорил:
— Можем ли мы перейти в другое помещение?
— Нет — ответила Зара.
— Они все заняты?
— Да.
— Тогда я хотел бы, чтобы вы помогли мне как в прошлый раз увидеть вещий сон. Это возможно?
— Все сны вещие. Только не каждая весть понятна нам.
— Знаете, мне бы хотелось приступить к сеансу.
— В этой комнате вам нельзя спать. Это может быть очень опасно для вас.
— Но меня привели именно в эту комнату.
— Вы сами ворвались в неё.
— Ну, тогда я, пожалуй, уйду.
— Эту комнату нельзя покидать, не оставив плату.
— То есть, сеанс вы мне не дадите, а плату вам плати? За что? За созерцание этих пластмассовых мутантов? Я, вы хоть знаете кто я? Я плачу только за товар. Мне нужен только вещий сон, как в прошлый раз. За него я готов заплатить. Если желаете, в тройном размере. Я готов. Я не жадный. Но за сон. Только за сон. За то, что я сидел несколько часов при свече среди этих уродцев я платить, не намерен.
Зара молчала.
Толик стал терять терпение. Он твёрдо решил уйти и натравить на этих шарлатанов Пал Палыча.
— Пал Палыч их быстро в норму приведёт. Как шёлковые будут, сами ко мне приезжать будут по первому чиху. А то запись на два месяца вперёд, совсем обнаглели. Не с тем связались! — кипел он.
Как всегда, когда ему казалось, что его надувают, он стал энергичен, сосредоточен и смел. От недавней слабости не осталось и следа. Толик стал оглядываться, ища выход. И тут он сделал неприятное открытие — двери не было! Всюду были непрерывные стеллажи полные склянок с уродцами.
Нет, он понимал, что дверь, конечно же, есть. Как же без неё. Какой-нибудь стеллаж отъезжает в сторону и все дела. Обычное дело. Но только вряд ли он её сможет найти. Ну не бить же склянки. К ним даже подойти противно. Фу, мерзость!
— Что же делать? Конечно, ничего с ним не случится. Эти шарлатаны не сумасшедшие, они знают, что Пал Палыч в курсе, где он. Видно, твари, решили вытянуть с него бабок побольше, вот и нагоняют таинственности. Ну, ничего у них не выйдет! С ним этот номер не пройдёт! Не на того напали! Не хотят честно бизнес делать, он им покажет…
Повинуясь какому-то внезапному импульсу, видно от усталости и напряжения, уже началось помрачение рассудка, Толик решительно залез на стол. Подложил себе под голову подушку с кресла, и лёг, скрестив рук на груди. Конечно ситуация и положение дикое, он сам удивился тому, что он делает. Но ведь как-то весь этот, так измучивший его, балаган, надо было же кончать.
— Ну, раз выхода нет, я тут посплю.
Неподвижное лицо, казалось мёртвой, старухи исказила гримаса неподдельного ужаса:
— Что вы делаете! Не надо! Тут нельзя спать! Нельзя! Нельзя! Это опасно, опасно! Очнитесь, в кабинете уродов нельзя спать! В кабинете уродов опасно просто находиться, а спать тем более…
Но Толик не слушал её визгливые крики. Лишь с удовлетворением отметил:
— Во как заполошилась!
Видать, он выбрал правильную тактику, будет так лежать, гордо и неприступно, пока они его не выпустят. Ну, не бить же склянки, он всё ж таки такой солидный деятель, не пристало ему буянить….
— Однако какое романтическое название «кабинет уродов». Хи-хи-хи. Подумаешь «кабинет уродов». Слабо вам меня напугать. Я во время приватизации и дефолта такого насмотрелся, что все ваши «кабинеты уродов» для меня — тьфу! Кабинет правительства молодых реформаторов, пострашнее будет. Хи-хи-хи — подумал он и сладко зевнул.
Только сейчас, растянувшись на столе, он понял, как он устал, как он устал…
Страх сразу прошёл. Ему стало даже смешно от того, как он мучался мгновение назад.
— Страх приходит когда ситуация вынуждает бездействовать. Ничто так не разъедает человека как вынужденное бездействие в ожидание неизвестного. Страх сидит внутри, и он сломает любого, если дать ему выйти собственной неуверенностью. Любой страх легко преодолеть, просто начав активно что-то делать. Главное проявлять активность, не рефлексировать, не фантазировать, не пытаться предугадать возможные варианты, а действовать. Недаром эти шарлатаны так долго держали меня в вынужденном бездействие. Всё понятно, это у них такая предварительная обработка, они хотели сломить мою волю, чтобы было легче дурачить меня. Совершенно элементарный приём. И надо признать, действенный. Но со мной они просчитались! Не на того напали. Меня не сломить. Я им покажу! Не будь я так измотан сегодня, я бы совсем не поддался бы страху. А сейчас надо восстановить силы, чтобы показать им, что со мной все их ухищрения оказались напрасными — он зевнул, совершенно не обращая внимание на прыжки и ужимки всполошившейся старухи.
