Глава 105
— Мне в графе «Дети» уже писать дитя или еще не писать? Вупи? Ку-ку? Ау?
…Веточкой перешибем бревно, веник переломим пальчиками, и все произойдет, — нет, не спрашивайте меня как, тут какой-то такой момент, видимо, его надо пропустить, не задумываясь, ну, скажем, закрыть глаза и открыть, — и у нас появится жизнь, где-нибудь в такой, как ваша эта, квартирке, маленькой квартирке, ничего общего с хоромами моими, с моей холодной и пустой «каплей на столбе», — в квартирке маленькой и обшарпанной, но единственной, единственной, — скажем, в Болдвине, в Медоусе, в Эль-Серено, достаточно далеко, чтобы нас не трогали и мы к ним не бегали, — и все…
— Писать, наверное. Ну, или приписать «родится тогда-то». Ну, или позвони в университет и спроси. Алекси, пожалуйста, отложи анкету на двадцать минут и давайте сядем за стол, мы же с Фелькой весь день готовили, ну что ты за свинюка такая, мама, ну хоть ты скажи ему!
…И все. Я, вы не заметите даже как, — я всегда буду решать все ваши проблемы — присутствием своим и слиянием ваших огромных миров в полость моего маленького, полупустого, — и все, и все. Все будет навсегда единственно правильным, от бога положенным, — мои губы будут соединять ваши губы, мои болезни будут разрешать ваши ссоры, мои под щечку подложенные ладошки будут согревать ваши подушки, — правда, — будет покой, и застывшее время, и игра в лапту в субботу в розовом утреннем парке, и какао, разлитый по ковру, где мы — уже — смеемся — уже — срываем дыхание — любим — любим…
— Вупи, деточка, он меня не слушается. Он не хочет праздник, он не хочет ехать потом Нью-Йорк смотреть, он хочет учиться, не дергай его, пусть заполняет свои анкеты, мы без него разговеемся, а потом его накормим.
— Джесси, вы святая женщина, но я хочу, хочу, хочу! Все хочу! Есть хочу! Нью-Йорк хочу! Целоваться с женой хочу!
— Лекси, с ума сошел, не дави на живот!
— Я не давлю, я глажу!
— Лекси, ты ее повалишь сейчас!
— Фелька, я тебя скорее повалю, вот так, вместе со стулом, ррррраз!!!
— Псих!
— Ненормальный!
— Алекси, миленький, дайте девочкам поесть!
…Вупи, Алекси, я буду, правда, я буду хорошо учиться, читать книжки, никогда не ложиться после девяти и никогда без вас, и никогда не засыпать первой, я обещаю. Я буду младше вас на пять лет — на десять лет — на столько лет, на сколько вы захотите, мы свезем в дом все мои игрушки, и твои игрушки, и твои книжки, и твои книжки, и твои машинки, и твоих кукол — у тебя ведь есть куклы? — нет кукол, ты никогда их не любила, как я сразу не поняла, — хорошо, и твоих плюшевых зверюшек, мы наклеим в ванной переводные картинки, а на шкаф повесим портрет девушки с рыбьим позвоночником и фотографию с большой коровой, и что-нибудь еще, нет, не на шкаф, магнитиками приклеим на холодильник, старую музыку будем слушать большую часть времени, я научусь, правда…
— Детка, расскажи мне про работу.
— Ну что про работу, они меня взяли, быстро, типа, за два дня.
— Тебя всегда брали за два дня.
— Только ты месяц возился-ухаживал!
— Я романтик, а они деловые люди!
— Романтик, у тебя шерсть на морде вся в соусе, облизнись.
— Ну, детка?
— Ну большая фирма, очень хорошая, их, типа, две тысячи человек, я буду заведовать лабораториями, — собственно, огромный пост, мне даже не по себе, но это близко где-то к тому, что я до порно делала. Фактически то же самое. И собираются они заняться биомиксингом, говорят, это перспективно очень, первые такие будут — ну, насколько я сама могу оценить. Ну, в общем, увидим.
…И будем жить утром, и днем, и вечером, но по ночам я с каменным от ужаса сердцем буду подниматься на локте и видеть вас, спящих, — видеть тебя, спящую, поворачиваться, — и видеть тебя, спящего, и думать: господи, дело идет к концу, дело идет к концу, к смерти моей, к смерти, — но через что именно, как? — и мучиться, не понимая. С каменным от ужаса сердцем я буду продираться сквозь наше счастье, и когда ты — и ты — родите наконец твоего ребенка — тут-то я и умру немедленно и навсегда, то есть захлопаю в ладоши и запрыгаю, и заплачу от счастья, и буду целовать вас, как вы мне никогда не позволяли и не позволите никогда, я знаю — но дайте мне хоть минуту, дайте мне думать, что я буду целовать вас, но ее — тебя — особенно осторожно, и мы отметим — и мы с тобой напьемся — а ты не будешь, тебе будет вредно, ты собираешься кормить грудью, и мы будем подчеркивать это, тая — тая, и с этого вечера ты будешь спать посередине, а я с краю…
— Тебя там небось в коридорах узнают?
— Ну как-то.
— Да ладно, что «ну как-то», Дженни, она просто скромничает, а на нее в пятницу бегали смотреть со всех этажей. Меня никто не узнает в универе, — мы так, вторые роли, черная кость, я ходил на кафедру когда вчера, то кроме тех, кто меня еще с выпуска знал, никто не узнает, если кто и подойдет: ой, ой, вы муж Вупи Накамура!
— Зато ко мне, как к Фельке, в окно с плеткой не лазят.
— Может, Фельке нравится! Фелька, ау? Ты живая?
…Сначала я буду спать с краю, и мы будем с тобой осторожны, так осторожны, как будто ты — наш ребенок, а не она — ваш ребенок, и ласки наши обретут привкус молока и меда, твоего молока и меда, которым будут пахнуть волосы вашей дочки. И месяцев через пять — четыре — три — я перейду жить в другую комнату — я знаю, я знаю, «капля на столбе» и все остальное, но дайте мне хоть минуту, дайте мне думать, что я буду жить с вами в одной квартире, и вы скажете мне: Фелька, пожалуйста, надо перейти жить в ту комнату, — просто Вупи будет тесно, Вупи надо будет вставать к маленькой часто, Вупи будет по ночам жарко, — лапа моя, ты не обижаешься? — ну что ты, глупости какие, как будто это что-то значит! — конечно, это же не значит, ничего не значит? — совершенно…
— Я живая.
— Тебе положить что-нибудь?
— Нет, я беру, беру.
— Феличка, вы себя плохо чувствуете?
— Нет, Дженни, спасибо, перелет просто и все такое. Все очень хорошо и очень вкусно.
— Ну, слава Аллаху.
…Правда, через месяц — два — три — нам придется вынести мои вещи тоже туда, в другую половину квартиры, вынести меня вместе с моими вещами, и я, вместо того чтобы впиться в дверной проем ногтями, сесть на корточки, не даваться, плакать, — я, конечно, помогу выносить вещи, они легкие, почему же у меня так подкашиваются ноги? — нет, ничего не изменилось, просто детке нужно пространство — кольца, игрушки, манежик, — и с этого момента вы будете целовать меня бегло, волосы ерошить нежно и уходить на работу, изменится все — но как-то само собой, как-то случайно, — мы ведь никогда не заговорим об этом? — да нет, ведь само собой же, вы же уже все решили — это конец вашей личной Эпохи Порно, смотри, говоришь ты, смотри, как забавно: вот снова Рамадан, ровно два года прошло, господи, мне тогда так херово было, так одиноко, у меня же не было ни тебя, ни Фельки! — и ровно два года назад Бо меня в чилли втянул — и вот выпихнул, мне кажется, это удивительный знак, а тебе не кажется?..
