– Да! – воскликнула Гермафродитти. – И мы сможем свои доходы передавать Очнутым!
– Если у нас будут доходы, – сказала Эдна.
– Я вижу день, – произнесла Присцилла-Предсказательница, приняв привычный мистический вид и поворачивая в руках хрустальный шар, – когда мы будем финансировать свой собственный протест.
– Да как же мы сумеем хоть когда-нибудь сделать такое? – спросил Джордж-Пенёк.
Присцилла изучала свой хрустальный шар.
– Я вижу, – сказала она, – очень глубокую дыру в земле…
– И что это должно означать? – спросил Эдвин-Шпенёк.
Предсказательница пожала плечами:
– Если будущее – не загадка, какой из него прок?
– С деталями мы сможем разобраться потом, – проговорил Бадди со своего поста у телевизора. – Самое важное – сделать это. – Однако глаза его снова были устремлены на экран.
– А что станет с другими номерами? – спросил Эдвин-Шпенёк. – С Летучими Братьями Фердыдурке? С Грустными Клоунами?
– Мы перетянем их на нашу сторону, – сказал Луиджи, рассеянно напрягая и расслабляя бицепсы. – А затем перетянем и правительство. А потом – всю Землю.
– Если те, кто состоит в организации «Очнитесь От Американской Мечты», могут это сделать, – сказала Гермафродитти, – то и мы сможем.
– Правильно! – в один голос воскликнули Ирма и Эдна.
– Да, – сказал Бадди. – Я абсолютно согласен. – Но он все еще не отрывал глаз от телевизионного экрана, где Ронда Джефферсон завершала свою речь.
– Вот это… – Бадди с трудом, сдавленным шепотом смог произнести свои слова. – Это… самая красивая женщина, какую я вжизни видел.
10. Министерство внутренних дел
Бумаги были повсюду, сложенные в стопки, которые почти доставали до потолка бывшей президентской приемной. Между ними оставалось всего несколько узких, извилистых коридоров. Помощник Президента, казалось, бесследно исчез: возможно, был просто погребен под этими бумагами.
– Министерство внутренних дел? – донесся голос откуда-то из бумажного лабиринта. – Но почему вы выбрали именно этот пост?
– Это вы, МакМиллан? – откликнулся Президент, пытаясь разобраться с ворохом бумаг, правда, без особого успеха. – Куда вы подевались, черт возьми?
– Я тут, у письменного стола. Во всяком случае, я надеюсь, что стол где-то здесь, под бумагами. – Послышался громкий шорох, и одна из стопок покачнулась. – Я просто спрашиваю, почему вы выбрали пост министра внутренних дел? Я хочу сказать, а почему бы вам просто не бойкотировать все это новое корпоративное правительство?
– У меня такое чувство, что лучше всего бороться с ними изнутри. – Бывший шеф приподнял новую пачку документов. – Давайте-ка посмотрим форму SP-90XT, «Мандат на передачу публичной власти». Как вы думаете, это для чего? В любом случае в качестве моего первого официального шага я хотел бы, чтобы вы начали процесс закладки нового памятника Истории Нации. Помните заброшенную ферму недалеко от границы Саскачевана, ту самую, что мы спасли, после того как получили тысячу двести писем от местных школьников? Рукописных. Поэтому письма и не попали тогда в руки Спецнесохранотдела.
– Вы имеете в виду Колпачное Ранчо? Когда это было? Пятнадцать лет назад?
– Что-то в этом роде, – сказал Спад. – Во всяком случае, в начале следующего месяца наша контора – оба кабинета – переедет в Долину Новой Надежды, на Ранчо Истории Нации.
– Оба кабинета? – спросил Хьюберт. – Но ферма давно заброшена, много лет. Мне известно, что нам удалось сохранить большую часть строений, но сейчас они, наверное, в ужасном состоянии.
– Не имеет значения, – сказал Спад. – Я всегда хорошо управлялся с молотком и гвоздями, хотя кому-то может показаться, что я хвастаюсь. Это будет прекрасной терапией для нас обоих. А пока у меня есть для вас небольшое поручение.
– И что это такое?
– Мне надо, чтобы вы кое-кого нашли. Человека, который когда-то там жил. Он ушел оттуда, когда бульдозеры двинулись на ферму. Ушел, как и все остальные. Не думаю, что хоть кто-то из них знает, что нам удалось спасти ферму. Ну, во всяком случае, о нем целую вечность никто не слыхал. – Спад потянулся за новой пачкой бумаг. – Его зовут Биби Браун. По слухам, он самый просвещенный человек во всей стране. Думаю, он будет нам очень нужен. – Спад глянул на новую страницу, которую держал в руке. – XL-40T, – громко прочел он. – «Корпоративная санкция на отправление правосудия Верховным Судом»…
Биби Браун, мудрец поневоле, наблюдал восход солнца над рекой, как делал это каждое утро со своего обычного, дающего хороший обзор места рядом с мостом, под которым ночевал. Мост – не такое уж плохое место для жизни, размышлял он про себя, стоя рядом. Мост служил ему верой и правдой все прошедшие годы, уберегая от дождя и снега. Конечно, удобства здесь не такие уж изысканные, но по крайней мере квартирная плата – вполне по карману, а вид вообще потрясающий, и масса времени для размышлений. Размышления же для Биби, прежде всего и всегда, были тем, чего он страстно желал едва ли не с самого рождения, то есть – пребыванием в самом сердце тайны, день за днем, день за днем, день за днем.
А еще он желал, чтобы его оставили в покое.
Как утверждал его дядюшка Отто, который передал племяннику владение древнемонгольской методикой прочищения мозгов, чему сам он научился в Азии, Биби обрел состояние, какое можно было бы квалифицировать как «определенную прозрачность бытия». Если только можно здесь употребить слово «обрел», размышлял Биби, ведь оно вполне способно ввести в заблуждение, как случается со многими словами. В конце концов, было бы столь же верно сказать, что прозрачность обрела его самого.
И, как он узнал на собственном опыте, даже небольшая прозрачность могла оказаться очень опасной, особенно когда она проявлялась в обществе, привлекая людей, жаждущих знаний, мудрости, руководства… Дело было не в том, что Биби НЕ ЖЕЛАЛ помочь таким взыскующим: просто его бросало в дрожь – как всякого здравомыслящего человека – при мысли о том, сколь безнадежны попытки научить кого-нибудь чему-нибудь. Да он и не знал, возможно ли это на самом деле. И мысль о такой ответственности заставляла его мечтать о том, чтобы стать… ну… стать прозрачным. Или, может быть, вообще исчезнуть. Кстати говоря, это как раз и происходило в данный момент. Биби посмотрел на свою ладонь, которая начала мерцать и становиться прозрачной: он смог, правда, не очень четко, различить очертания камней и стеблей травы сквозь кожу ладони, когда подержал ее над землей.
Однако дядюшка велел племяннику помогать другим, и Биби уже начал делать это по-своему, скромно и незаметно. Вокруг него как-то стали собираться люди, целая группа, – по какой причине, он не мог с уверенностью сказать; но все вместе они стали проводить дни под мостом, упражняясь в прочищении мозгов и в применении других принципов, которые преподал ему его дядя: практики «Абсолютного Присутствия», «Четырех Свобод» и… и… и…
