приходилось каждый раз активировать ее чип заново. Активатор был самым ценным из всего, чем владел Вирту; без активатора и без Ли никакой мастерской попросту бы не было. Эштон снова спросил себя, сколько же стоило тренированное тело Сорок первого, если Халид расплатился им за активатор для Иффи-фэй.
Вирту был поставщиком надсмотрщиков-контрабандистов в Ангаре. Многие лекарства, хранившиеся в подвале, Эштон знал: тут были порошки для заживления ран, игольчатые кристаллы и кислота для восстановления хитина, перетертая смола хондра для облегчения боли. Всё это наверняка стоило целое состояние; Эштон с удивлением понял, что Вирту был богачом, хотя жил на Периферии и выглядел оборванцем в дешевой тушке.
Иффи-фэй была у толстого прима чем-то вроде прислуги или раба. Формально она была свободным горожанином, но чипа у нее не было. Вирту не раз говорил, что натравит на нее гвардейцев Банка Памяти, если она сбежит. Видимо, ее жизнь здесь была залогом молчания Халида, который слишком много знал о делах мастерской.
О том, что Халида забрали в Банк Памяти, было известно всем. Вирту нервничал и беспрерывно твердил, что по улицам ходят отряды клонированных примов под предводительством офицеров из Банка Памяти. Судя по всему, Периферию методично обыскивали.
Когда Ли не страдал от ран в тушке драка, он пытался увещевать Вирту, говоря, что Халид не знал, где находится мастерская, и не мог на нее навести. Вирту резонно возражал, что, если «пямятники» прочешут этот сектор Периферии целиком, они рано или поздно наткнутся и на них. Иффи-фэй как-то осмелилась заикнуться, что Халид, скорее всего, жив, а значит, пока никому ничего не сказал; Вирту прогнал ее с глаз долой, обозвав «тугодумным кретином».
В следующий раз Иффи-фэй спустилась в подвал, держа в лапках миску с желтоватой кислотой секта. Подобрав с пола обрывки веревок, она намотала их на палку и щедро макнула в кислоту.
– Ищут, скорее всего, тебя, – Иффи-фэй смотрела, как веревки пропитываются жгучей слизью. – Но я не могу сказать об этом Вирту, пока ты здесь.
Она подняла палку и подошла к Эштону, следя за тем, чтобы не капнуть кислотой на себя.
– Завтра на рассвете, – пробормотала она, – клиент придет забирать тушку. Они будут ругаться и не услышат, как ты уйдешь.
Иффи-фэй прижала веревочный клубок к морде Эштона между ноздрями. Вспышка боли пронзила голову и ослепила его, заставив захрипеть от ужаса, но, куда бы он ни ткнулся, его встречали всё те же веревки и кислота, прожигающая череп до самого мозга.
Это кончилось так же внезапно, как и началось. Эштон понял, что снова видит. Иффи-фэй деловито счищала с палки ошметки запекшейся пурпурной плоти. С морды Эштона капала кровь; тронув нос перепончатой лапой, он обнаружил свежий ожог там, где раньше красовалось клеймо Ангара.
Иффи-фэй между тем нырнула в дыру и, судя по звукам, отперла там решетку.
– Уходи на рассвете, – повторила она, прежде чем уйти. – Как только услышишь голоса во дворе.
Ожидание было мучительным. Три дня после побега еще не прошли, но Периферию уже прочесывали и обыскивали; значит ли это, что обещание, которое дал ему мастер Сейтсе, с самого начала никто не собирался выполнять? Завтра истекал последний день, когда еще можно было что-то сделать, но Эштон честно признался себе, что найти лавандовое сознание среди множества тушек, населявших Периферию, вряд ли возможно. Стало быть, из Города надо уходить. Но куда? Он понятия не имел, что было там, за высокой стеной, утыканной металлическими шипами. Стена явно защищала Город от какой-то внешней опасности, но была ли эта опасность большей или меньшей, чем встреча с патрулем Банка Памяти? Эти мысли так поглотили его, что Эштон не сразу понял, что наверху уже какое-то время разговаривали.
– У нас нет еще одного дня, – произнес незнакомый свистящий голос. – Да и у вас тоже.
– Раны слишком тяжелые, – робко прострекотал Ли. – Я же предупреждал.
– Вы сами назначили срок, – возразил свистящий. – И поставили условие про активатор. Если это ловушка…
– Во имя Старейшего! – охнул Вирту. – Мы с вами на одной стороне. Можешь забрать тушку сейчас и долечить ее сам. Тут уже немного осталось.
– Немного? – усмехнулся свистящий. – Твой собственный лекарь говорит, что тут еще целый день работы.
– Он перестраховывается, – быстро сказал Вирту. – Правда же, Ли?
– Ты что, хочешь, чтоб я сдох от боли?! – заверещал Ли. – Сам тогда будешь лечить тушки для этих кретинов!
Голоса заговорили разом, перебивая друг друга. Это был тот самый шанс, о котором предупреждала Иффи-фэй. Стараясь не издать ни звука, Эштон ощупью двинулся туда, где, как он помнил, находилась дыра в стене.
Неожиданно голоса стали громче и зазвучали прямо у него над головой. Видимо, спорщики, переместились в дом чтобы не слишком шуметь во дворе. Эштон поднял голову, прислушиваясь, и вдруг задохнулся, словно ледяная рука сдавила ему обе дыхательные трубки.
Наверху разливался свежий лавандовый запах с легкой горчинкой внутри и отчетливым привкусом холодного бешенства.
Запах принадлежал свистящему – в этом не было никаких сомнений. Эштон замер, не зная, что делать. Это был его шанс – и в то же время при мысли о хладнокровном убийстве, которое он должен совершить не на Арене, а здесь, в Городе, внутренности у него в животе становились цельным куском льда. Я не выйду отсюда, подумал Эштон, мучительно пытаясь слиться с окружающей темнотой, раствориться в ней и исчезнуть. Я просто никогда отсюда не выйду.
Но тело его, как обычно, решило по-своему. Как только голоса переместились обратно к воротам, оно бесшумно скользнуло вперед и, нащупав неровные края дыры, протиснулось в лаз.
Ползти вверх было сложнее, чем катиться вниз. Цепляясь когтями за глинистые стенки, Эштон вылез наружу, осторожно приподнял листы железа, прикрывающие отверстие, и огляделся.
Вокруг было тихо. Запах лавандового сознания остался позади. Эштон быстро пополз вдоль каменного забора, то ли боясь, то ли надеясь почуять лавандовый след.
Завернув за угол, он с головой окунулся в горький холод лаванды и понял, что обладатель свистящего голоса вышел за ворота.
Лавандовый след удалялся от мастерской в сторону Лесных ворот. Эштон бросился за ним, держась параллельных улочек и ориентируясь только на запах. Свистящий двигался быстро, но грохота платформы не было слышно – видимо, он бежал. Вряд ли это был прим или бриген: с такой скоростью мог передвигаться только сект или драк.
Впереди послышался гул торговых рядов. Нападать на свистящего там, на виду у сотен тушек, было бы самоубийством. «Я только взгляну, что́ у него за тушка, – подумал Эштон. – Просто
