— Где это? — первым очнулся Антон. — Пусть сделают пеленг.
Главнокомандующий отдал распоряжение радисту.
— Почему ничего не разобрать? — поинтересовался Антон.
— Специальное устройство, — объяснил Конявичус, — используется для маскировки сверхнасыщенного радиообмена.
— Что значит сверхнасыщенного?
— Когда движутся большие массы войск, — внимательно посмотрел на Антона главнокомандующий.
Он мог не продолжать. «Ответ на мое вторжение в компьютерную реальность», — понял Антон. Но еще теплилась надежда.
— Надо произвести несколько пеленгов с разницей во времени, определить, в какую сторону движутся войска. Может быть, это нас вообще не касается…
— Конь, — вышел на связь радист, — я вытряс душу из пеленга, за точность не ручаюсь. Это примерно в двух тысячах километров к востоку от нас. Связь типа земля-земля, земля-воздух, воздух-земля, воздух-воздух. Я думаю, на марше две, а то и три дивизии.
— Куда они движутся? — заорал Конявичус.
— Трудно сказать точно. Расстояние довольно значительное, — помолчав, произнес радист, — но похоже, на нас, Конь, на «Низменность-VI, Pannonia».
— Господин первый вице-премьер, — резко обернулся главнокомандующий к Антону. — Вы готовы прокомментировать это известие?
— Мне кажется, да, сеньор главнокомандующий, — взял под отсутствующий козырек Антон, — готов.
Конявичус рассчитал мудро. Атаковать город можно было только ночью. Для дневной атаки сил на первый взгляд было маловато.
Но выбились из графика.
Первый раз колонна стала на рассвете.
— Сволочи! — посмотрел на часы главнокомандующий. — Неужели заминировали дорогу?
К ним подбежали солдаты.
— Конь! Там… — смолкли, не в силах объяснить.
— Принесли ключи от города?
— Нет, там…
— Воскрес капитан Ланкастер?
— Там труп! — наконец нашелся один.
— Смотри-ка ты, какая редкость! — ехидно воскликнул главнокомандующий. — Особенно для наших мест. Лично я последний труп видел десять лет назад. Почему мы остановились?
— Он живой, Конь, — подал голос второй Спецназовец, — и он не совсем труп. У него отрублены рука и нога.
— Ну и что? — спросил Конявичус. — Наверное, мутант со свалки. Почему стоим?
— Он… говорит, но мы не можем понять.
— На неизвестном языке? Ну ясно — мутант!
— Не можем понять. Ты бы взглянул, Конь.
— Если настаиваете, — пожал плечами главнокомандующий. — Пойдемте, господин Ло!
Но когда приблизились — несчастный умер.
— Это не мутант со свалки, — заметил Антон, вглядываясь в искаженные страданием, застывающие черты, — и не жертва несчастного случая. Смотри, рука и нога перевязаны. И одет прилично… Костюм… галстук! Откуда он здесь?
Действительно, вокруг было совершенно пусто. Солдаты тем временем разжали ему зубы. У несчастного был вырван язык.
— Откуда-то приполз, — предположил Конявичус, — могли бы проследить по кровавому следу, но, видишь, культи перевязаны. Наверное, шел себе человек, а на него набросились мутанты со свалки…
— Оторвали руку и ногу, наложили повязки, а потом на всякий случай вырвали язык, чтобы не болтал, — закончил Антон.
— Ты прав, — нехотя согласился Конявичус, — мутанты не стали бы перевязывать.
Поехали дальше.
И снова колонна остановилась.
На сей раз на земле лежали двое — один без обеих рук, другой всего лишь без ноги. Безрукий, похоже, был в агонии. Одноногий держался молодцом, бодро грыз вырванную из земли брюкву.
— Привет, болезные! — зычно поздоровался Конявичус. — Куда путь держим? Или… тоже без языков?
— Никак, главнокомандующий? — удивился безногий. — По радио передавали, что тебя убили.
— Почему в таком виде? — строго поинтересовался Конявичус, как будто встретил одетых не по форме военнослужащих.
— Вывезли из города, выгрузили, — безногий попытался сесть поудобнее, скривился от боли. — Ему легче, — кивнул на безрукого товарища. — Отмучился. Не одолжишь на время пистолет, начальник?
— Зачем тебе пистолет? — спросил Конявичус. — Без ноги жить можно. Без рук, действительно, трудно, а без ноги одно удовольствие. Тебе, парень, можно сказать, повезло!
— Повезло? — с сомнением переспросил одноногий.
— Поедешь с нами, — решил Конявичус, — мы как раз возвращаемся в город. В машине расскажешь. Я дам тебе пистолет. Лучше всадить пулю в того, кто тебя искалечил, чем в себя. Ребята, — повернулся к солдатам, — помогите ему!
— А он? — показал на безрукого безногий, когда солдаты поставили его на оставшуюся ногу.
— Этому тоже помогите, — вздохнул Конявичус. Солдат тотчас выстрелил безрукому в голову. Поехали дальше.
— Больше не останавливаться, — приказал по рации главнокомандующий.
В джипе одноногий взялся есть консервы прямо из банки, которую для него вскрыл ножом Антон. Ел шумно, порезал о край банки рот, по подбородку потекли кровь и жир. Антон подивился, сколь жадна в искалеченном организме победившая жизнь. Кровь в повязке на культе запеклась черным камнем. В машине пахло трупом. И еще — потом, мочой, мясной консервной отрыжкой, нечистым дыханием. Конявичус угостил одноногого спиртом. Тот выпил со стоном сразу полфляги. Процесс возвращения к жизни был в высшей степени примитивен и неэстетичен. «Потому-то в нашей стране так любят убивать, — подумал Антон. — Нет человека — нет вони. Вот только трупы не успевают убирать…»
— Подкрепился, служивый? — спросил у одноногого Конявичус.
Тот, не в силах расстаться с едой, вылизывал пустую консервную банку. Главнокомандующий взял двумя пальцами банку за крышку, вышвырнул вон.
— Скажи-ка, парень, почему, когда другим рубят по две конечности, тебе — одну?
— Откупился, — проводил катящуюся по обочине пустую банку горящим взглядом одноногий. — Кольцо с бриллиантом отдал, от бабки осталось. А так бы… — махнул рукой.
— И… многих так? — спросил Антон.
— А всех, — коротко ответил одноногий.
— Всех? — опешил Антон.
— Кто пришел на площадь, — уточнил одноногий. — Они объявили, что будут бесплатно кормить, все и пришли. На площади действительно столы! — Он отвечал с военной лаконичностью. Антон давненько не общался с простыми людьми, отвык от их речи. Люди изъяснялись исключительно кратко, обходились немногими словами. В жизни оставалось все меньше такого, что требовало долгих разговоров.
— Пришли на площадь. Столы. Дальше? — Конявичус в отличие от Антона связи с простым народом не порывал.