Правое бедро у него было порвано, щека рассечена от подбородка до линии волос. Рана пересекала разбитую правую глазницу.
Кларк ахнула:
— Господи, глаз...
Он поднял руку, ощупал лицо.
— Все равно от него было мало проку.
Теперь стало ясно, почему рука казалась деформированной: не хватало двух пальцев.
— И рука... Кен...
Он сжал оставшиеся пальцы. Затягивающаяся мембрана еще не сошлась на обрубках, из них сочилась темная жидкость.
— Не так скверно, как выглядит, — хрипло сказал он.
— Ты истечешь кровью, ты...
Он покачал головой, пошатнулся.
— Повышенная свертываемость. Стандартная модификация. Идти могу.
Черта с два... Но собаки с одного бока подобрались ближе, с другой стороны отступили. Очевидно, остаться на месте им не светило.
— Ну что ж... — Кларк взяла его за локоть. — Нам туда.
— Не уклоняясь от курса. — Это был не вопрос.
— Да. Особого выбора нам не дают.
Лабин опять закашлялся, в углу рта появились крупные пузыри крови.
— Они нас пасут.
Большая черная морда мягко подтолкнула ее сзади.
— Считай это почетным караулом, — предложила Кларк.
Ряд стеклянных дверей под бетонным козырьком, официальный логотип Патруля Энтропии в камне над головой. Собаки образовали полукруг перед входом, тесня их вперед.
— Что видишь? — спросил Лабин.
— Наружные двери, за ними вестибюль длиной около трех метров. Там... посредине перегородки дверь. Только очертания — ни дверной ручки, ни скважины.
Кларк готова была поклясться, что раньше там ничего не было.
Лабин сплюнул кровью:
— Пошли.
Первая же дверь распахнулась от толчка. Они переступили порог.
— Мы в вестибюле.
— Собаки?
— Пока снаружи.
Стая выстроилась за стеклом, заглядывая внутрь.
— По-моему, они не... О, внутренняя дверь открылась.
— Наружу или внутрь?
— Внутрь. За ней темно, ничего не видно.
Кларк шагнула вперед; оказавшись в полной темноте, линзы быстро адаптируются.
Лабин остановил ее, застыв, сжав в кулак пальцы, оставшиеся на покалеченной руке. Гранатомет твердо нацелил вперед. На изуродованном лице Кена застыло странное выражение, которого Кларк прежде никогда не видела: пылающая смесь ярости и унижения, граничащая с явной человечностью.
— Кен, дверь открыта.
Переключатель, щелкнув, остановился на «сверлильщике».
— Открыто, Кен. Можно просто войти.
Она тронула его за руку, потянула ее вниз, но тело Лабина застыло в яростном оцепенении.
— Я же говорил, — проворчал он, — разумнее в обход.
Рука с пистолетом развернулась на три часа, указав прямо на стену вестибюля. Бесполезные глаза смотрели вперед.
— Кен... — Кларк обернулась, почти ожидая, что стая, пробив стекло, оторвет ему руку. Но собаки сидели на месте, больше не вмешиваясь в течение драмы.
— Он хочет, чтобы мы шли прямо, — сказал Лабин. — Он всегда командует, всегда захватывает инициативу. А мы только и делаем, что... реагируем.
— А взрывать стену, когда дверь настежь? Это — не реакция?
Лабин покачал головой:
— Это побег.
Он выстрелил. «Сверлильщик» врезался в боковую стену, вращаясь с такой скоростью, что мог уйти за горизонт событий. Стена изверглась маленьким Везувием: вестибюль накрыли клубы серого пепла. Жгучие крупинки песка жалили лицо. Кларк закрыла глаза, задыхаясь в песчаной буре. Откуда-то из глубины водоворота ей послушался тонкий звон бьющегося стекла.
Что-то сграбастало ее за запястье и дернуло в сторону.
Открыв глаза, она уперлась взглядом во взбаламученное взрывное облако. Лабин потянул ее к проломленной стене, его изуродованное лицо маячило совсем рядом:
— Туда. Веди.
Она повела. Кен, пошатываясь, шел рядом. Мелкие обломки еще шуршали в воздухе, оскверненное здание вздыхало. Из мглы показалась пустая, перекрученная дверная рама. Под ногами алмазным снежком хрустело разбитое вдребезги безопасное стекло.
Собак не было видно — впрочем, она бы их все равно не заметила до последнего прыжка. Может, взрыв их отпугнул. Может, они всегда оставались только снаружи. А может, псы в любую секунду ворвутся в разбитую дверь и завершат неоконченное дело.
В стене перед ними рваная дыра. Откуда-то льется вода. Сантиметров в пяти над полом поднимался гребень рваного бетона, край бездны — с другой стороны зияла вертикальная шахта диаметром в метр. На сомнительной прочности креплениях держались перекрученные жилы металла и пластика, другие под самыми неожиданными углами лежали поперек провала. Из пустоты била струя воды — наверху, похоже, прорвало трубу — и с плеском уходила сквозь невидимую решетку внизу.
Стена на той стороне была проломлена. За ней — темнота.
— Здесь осторожней, — предупредила Кларк.
Они вышли в просторное помещение с высоким потолком: как смутно припомнилось Кларк — главную приемную. Лабин, обернувшись, прицелился в дыру, из которой они вышли. Никто не прыгнул на них ни спереди, ни сзади.
— Большой зал, — доложила Кларк. — Темно. Информационные киоски и стойки для посетителей слева. Никого.
— Собаки?
— Пока нет.
Рабочие пальцы Лабина прошлись по краям дыры.
— Это что?
Она склонилась ближе. В усиленном линзами полусвете в стене что-то блеснуло, словно тонкая жила драгоценной руды. Из разбитого бетона там и тут свисали оборванные концы.
— Какая-то сеть, — сказала она, — вделана в стену. Металлическая, очень тонкого плетения. Вроде толстой ткани.
Лабин мрачно кивнул:
— Клетка Фарадея.
— Что?
— Защита. От воздействия электромагнитных импульсов.
Будто Бог хлопнул в ладоши — загорелся свет.
ЭМПАТБлики в глазах мгновенно ослепили Кларк. Она, вскинув «Хеклер», дико замахала им в пустоту.
— Свет...
— Знаю.
Где-то в глубине здания загудели пробудившиеся машины.
— Господи Иисусе, — голос раздался со всех сторон, — вечно вам надо все усложнить. Дверь же специально открыл.
— Ахилл?
Линзы адаптировались, из белого фона проступили предметы и стены. Но в воздухе туманом висела пыль от взрыва, размывая резкость. От устроенного ими входа по полу веером расходились трещины, панели из полированного камня в противоположной стене вывалились и теперь лежали грудой обломков.
— Или на крышу бы приземлились, — продолжал голос. — Так ведь нет, дай вам штурмовать крепость. И посмотрите, в каком вы теперь виде! Посмотрите на себя! Еле на ногах держитесь.
