При словах о еде, во рту Бабыкина скопилась слюна, а нос учуял запах жареного мяса. Он почувствовал голод, хотя ел совсем недавно. Наверное, те атомы, которые притворились утренним завтраком, выскочили обратно и теперь сигали где-то поблизости.
— Не уговаривайте, — решительно сказал он. — Домой!
— А! — Доктор с досадой хлопнул себя по колену. — И почему мы такая развитая цивилизация? Ну были бы чуть попримитивнее и оставили бы вас насильно!
Бабыкин удивился, но поразмыслил и решил, что да, действительно так. Краем уха он тоже слышал, будто все развитые цивилизации непременно должны быть гуманными и справедливыми. Других концепций он не знал, что и сбило доктора с толку. В общем, повезло.
— А знаете, — оживился Бабыкин. — Давайте вы к нам! Я рыбалочку организую, жена фасолевый суп сварит, а вечером у телевизора посидим. — Он подмигнул.
Доктор мечтательно повел глазами, но тут же сник.
— Не получится. Вселенная не отпустит. У нас же мыслительный процесс идет.
— А ты отгул возьми, — посоветовал Бабыкин. — Пусть пару дней без тебя помыслят. Может, больше ценить станут. Сколько ты получаешь?
— Да не платят нам, — доктор досадливо поморщился.
— Как? Ты даром пашешь?
— Даром, — кивнул врач и неуверенно добавил: — Да вроде не принято у нас платить.
— Ловко! — восхитился Бабыкин. — Везде принято, а у вас нет. Слушай, едем вместе, нам в лабораторию техник нужен. Хотя… — он засомневался. — Какой же ты техник, ты ж доктор. Ну не беда, устроишься в больницу.
Врачи, конечно, не густо получают, но им на «скорой помощи» дают подрабатывать, хватит на первое время.
— Ты что? — вскинулся доктор. Как-то незаметно они оба перешли на ты. — Ты что, серьезно? Я же не могу! Я же не человек!
— Ерунда, — отмахнулся Бабыкин. — Внешность в порядке, а остальное неважно. Думаешь, у нас все люди?
— А кто?
— Разные есть…
Они замолчали, думая каждый о своем. Доктор, казалось, к чему-то прислушивался и, наконец, произнес:
— Вроде, отпускают меня. — Он нахмурил лоб. — Точно отпускают. В эту… ну, в командировку, в общем.
— Вот и отлично! — обрадовался Бабыкин. — А куда идти?
Врач посмотрел вокруг, и густой туман превратился в кабинет главного конструктора.
— Пошли.
Палило солнце.
По улице, впечатывая каблуки в мягкий асфальт, шли два человека. Шли молча, плечом к плечу, глядя прямо перед собой.
У одного из них не мигали глаза.
Могло показаться странным, что в середине дня улица так пустынна. Но не показалось, ибо казаться было некому, а этим двоим было все равно… Они точно знали куда и зачем идут, а остальное их не интересовало.
Вскоре они остановились.
— Ну? — произнес один.
— Вот он! — ответил другой и указал пальцем.
На ограде парка сидел зверь. Его зеленые глаза недобро светились, а черная шерсть топорщилась.
— Кс-кс, — позвал человек.
— Ф-ф-фш, — донеслось сверху.
— Кс-кс-кс!
— Мя-а-а-а!!!
Издав вопль, котяра свалился вниз и неуклюже побежал через дорогу. В воздухе запахло паленой шерстью, а в подворотне, куда с трудом протиснулась черная бестия, загромыхало так, будто там рухнула пирамида из железных бочек.
Два человека, как по команде, шагнули вперед…
Среди бесчисленного множества вселенных обязательно найдется парочка таких, которые отличаются друг от друга совсем незначительной мелочью. Например, количеством звезд в скоплении М-16, или плотностью какой-нибудь туманности, а может высотой Джомолунгмы на планете Земля, или, скажем, ассортиментом блюд в одном из привокзальных буфетов.
В скоплении М-16 Эдуард Петрович не бывал, туманностями не интересовался, Джомолунгму и Эверест считал различными вершинами, а с железнодорожной кухней контактов не поддерживал. Одним словом, подобные мелочи его никогда не трогали.
Сейчас его занимало другое — собственные ощущения. Он сидел в кресле и вспоминал, кто он такой. Конечно, он главный конструктор проектного института, даже на двери кабинета висит соответствующая табличка, но…
Бабыкину казалось, будто он стал главным конструктором лишь секунду назад. Естественно, так не бывает, но куда прикажете девать собственные ощущения?
Эдуард Петрович прикрыл глаза и подумал об отпуске. Последнее время было много работы, и он устал. Сколько хлопот со сдачей проекта! Хорошо хоть Лабутько выручил, надо бы подкинуть ему десятку.
А, может, ничего не было? Странно как-то все. То одно чудится, то другое. Склероз, наверное. Надо к доктору обратиться, есть же знакомый. Одноклассник, кажется. Да только где он сейчас? Эх…
Доктор был далеко.
Он уже все понял, но было поздно.
Он стоял на балконе второго этажа и тяжело вздыхал. Бурные дебаты с женой остались позади. Каким-то чудом ему все же удалось объяснить свое отсутствие в течение трех суток.
Что поделаешь, возмущение положительной вероятности забросило каждого туда, куда он хотел. Доктор жаждал попасть в мир Бабыкина и попал точнехонько в цель. Даже внешность стала Бабыкинской. Куда занесло настоящего Бабыкина, можно лишь гадать. Наверняка, в один из тех миров, где он стал, наконец, главным конструктором. Здесь у него шансов не было.
Доктор обернулся и заглянул в квартиру. Жена громыхала кастрюлей. Из кухни на балкон донесся запах фасолевого супа.
Сергей Трусов
Слушайте звезды!
Он поднялся на вершину холма и остановился. Тропинка круто убегала вниз и, попетляв в траве, пропадала из виду. Лишь присмотревшись, можно было различить тоненькую ниточку, уходящую к далеким холмам на горизонте, которые отсюда виделись совсем синими.
— Хорошо, — тихо вздохнул он и оглянулся назад.
Сзади, насколько хватало глаз, тянулась бесконечная гряда таких же невысоких холмов. Волна за волной убегали они вдаль и сливались с небом, в котором уже поблескивали первые звезды. Холодало.
Заметив чуть в стороне несколько деревьев, человек направился к ним. Здесь бил ключ, и вода убегала в лощину, заросшую кустарником. Наломав сухих веток, путник соорудил перекладину, под которой развел костер. Потом сел рядом и, положив голову на колени, с удовольствием наблюдал, как беснуется пламя, облизывая котелок.
Мир был удивителен. Деревья, звезды, огонь — все было необычно. Человек видел это, понимал, но ничему особенно не удивлялся. Не удивлялся и тому, что не знал, куда и зачем идет, не знал, кто и кем был раньше. Где-то внутри жила уверенность, что так было всегда, так нужно, а значит, и удивляться здесь нечему. Странное было чувство, но человек привык к нему, и упрямо шагал вперед, зная, что рано или поздно достигнет неведомой цели и все встанет на свои места.
