Вечером у Кости тренировка. Роман направился с ним. Весь этот день он был необычно возбужден.
– Ты можешь научить меня приемам бокса? – шепотом спросил он Костю утром, еще на первом уроке.
– Пожалуйста.
– Чтобы одним ударом сбить с ног.
– Пожалуйста. Этому и учиться не надо.
– А как ты думаешь: можно ударить взрослого?
– А это смотря за что…
– Да вот так подойти и ударить безо всякой причины.
– Зачем же без причины бить? – Костя уставился на товарища. (Тот был бледен, глаза его недобро горели.) – Да ты не финти, скажи, что случилось.
– Конечно, причина есть, но он-то ничего знать не будет, почему да за что.
– Не понимаю, зачем все-таки драться? – недоумевал Костя. – Что ты кулаками докажешь?
– Милый мой, пощечина даже у аристократов была средством унизить, выразить свое презрение.
В другое время Костя, может быть, и подивился бы неожиданному намерению Романа и много думал о нем, но сейчас ему было не до этого. Мысли и чувства его были сосредоточены па предстоящем состязании. Оставались считанные тренировки до первенства города. Не сказать, чтобы он робел или боялся, а все же было как-то не по себе, как человеку, впервые летящему на самолете или даже прыгающему с парашютом. Какая-то неприятная рассеянность, неуверенность в себе томила его. Он не мог полностью собраться и сосредоточиться на том, что ему надо во что бы то ни стало победить соперников.
После разминки Костя показал Роману боксерскую стойку и несколько основных ударов. Тот старательно повторял его движения.
Костя отрабатывал удары на лапах, на груше, потом перешел на мешок. Неподалеку легко прыгал со скакалкой Адик Круглов, один из предстоящих соперников на ринге, – настоящий фанатик бокса. Он был немного ниже Кости, коренастый, плотный, с крупной головой на толстой, короткой шее, ходил вперевалку, смотрел набычившись, исподлобья маленькими сердитыми глазками. Лицо его, возможно, было бы не лишено привлекательности, если бы не отсутствие в нем всякой мысли.
На тренировках он чувствовал себя в родной стихии, легко двигался и стремительно наносил мощные удары. Он гордился крепкими кулаками, похожими на хорошие булыжники. И действовал ими как безотказная машина. Соперники его боялись. Адик не знал пощады и был кровожаден. Он с особым удовольствием сокрушал ударами уже сломленного, но еще не окончательно поверженного соперника. «Бокс – это вам не в бирюльки играть», – обычно повторял он свое любимое выражение, слегка гундося в подражание боксерам-профессионалам.
Адик предпочитал ближний бой, потому что у него были коротковатые руки и сильные удары сбоку и снизу – хуки и апперкоты. Он мастерски владел нырками – уходами головой и корпусом, умел входить в клинч и неожиданно выходить из него, не дожидаясь команды рефери. При этом он ловко попеременно придерживал одной рукой соперника, а второй успевал несколько раз достать коротким резким ударом корпус, стараясь угодить в наиболее уязвимые и болезненные места. И когда ему удавалось на несколько мгновений парализовать или сбить дыхание противника, он словно тараном крушил боксера, пока тому белый свет не казался в копеечку.
В маленьких голубоватых глазках Круглова светилось торжество, и он даже помогал шатающемуся сопернику выбраться за канаты. Он был несравненно опытней Кости, чаще участвовал в соревнованиях, но, поскольку ему еще не исполнилось восемнадцати, выступал по юношескому разряду.
Им приходилось несколько раз встречаться в тренировочных боях-спаррингах, и нельзя сказать, чтобы Круглов имел очевидное преимущество. У Кости была хорошая реакция, сильный удар правой. Кроме того, он обыгрывал более грубого и прямолинейного Круглова в передвижении, но рингу, в тактическом рисунке боя.
Они выступали оба в первом полусреднем весе, и для участия в юношеском первенстве города клуб выставил и того и другого. Косте передали, что Адик в кругу друзей и поклонников похвалялся, что, если жребий сведет их, он «Косте все кости переломает», что на тренировках он просто забавлялся, играл с ним, как с котенком. Сегодня, умышленно или нет, он все время тренировался на глазах у Кости, почти рядом с ним, и один раз даже улыбнулся ему, как бы хитро подмигнув при этом желтой фиксой в верхнем ряду зубов. Он бил мощными боковыми ударами в лапы так, что шатало его совсем юного поклонника, который держал их и смотрел на своего кумира восторженными глазами.
Потом он подошел к Косте, тронул его плечо перчаткой:
– Ну как, Котенок, скоро стукнемся?
– Стукнемся, – кивнул Костя, перематывая бинты на руке.
– Предупреждаю честно, – Адик скривился, как от зубной боли, – пощады не жди. Я буду работать на полную железку. Так что учти.
– Учту. Желаю успеха. – Косте было неприятно это бахвальство и запугивание. Но он решил не подавать виду.
– Кто это? – с любопытством спросил подошедший к нему Роман, вдоволь намахавшийся руками и довольный донельзя.
– Круглов, мой будущий противник. Провел уже больше сорока боев, в тридцати пяти выиграл.
– Ну, здоров мясник! – заметил Роман, прослеживая взглядом Круглова, и нельзя было понять, восхищение или презрение прозвучало в его голосе.
– Как тебе секция? – спросил Костя.
– Да ничего, занятно. Но все-таки, – он поморщился, – извини, это не совсем то, Слишком уж грубо… Кулаком прямо по физиономии. Бррр…
– Ну, не скажи. Бокс – спорт смелых. А физиономию, не будь дураком, сам не подставляй под чужие кулаки.
При расставании Костя предупредил, чтобы Роман не говорил в школе, что он будет участвовать в соревнованиях.
– А что тут тайного? – удивился Роман.
– Не выношу болельщиков… – Костя замялся. – Такое вот суеверие.
Но Роман уже не слушал его. Шел с высоко поднятой головой и думал о своем.
Вот уже третий день он терзался одним подозрением. На беду, оно все больше подтверждалось. Вчера он два часа как ни в чем не бывало прохаживался мимо Жениного дома. По телефону она сообщила, что куда-то уходит.
«С кем? С тем самым человеком?»
«Да, с тем самым. Что за тон? Не допрашивай меня, пожалуйста. Это тебя не касается».
Он не решился назначить ей встречу, но надеялся ненароком как бы случайно столкнуться с ней у ее дома. Ему просто не давало покоя желание увидеть ее, заглянуть в ее ясные очи и найти в них ответ на свои идиотские сомнения. Он сам себя мучил всяческими домыслами и до того распалился, что уже не мог найти себе места. Не усидев дома, он прибежал на ее улицу.
«Дурак, ах дурак!» – ругал он себя, вышагивая вдоль огромного каменного здания и прижимая перчаткой то одно, то другое ухо – мороз довольно зло покусывал их. А Роман франтил – вышел в тирольской шляпе с перышком.
