— Ви! — позвал он. — Ты меня слышишь, Ви? Ответа не было.
Должно быть, она умерла, подумал он. Бедная Ви! Он был невнимателен к ней.
Что-то шевельнулось у него на груди. Рэг встрепенулся. Ви была с ним. Она была такой тяжелой из-за обломков, лежавших на ней. Но она была еще жива. Он прислушался и скорее почувствовал, чем услышал: ее сердце слабо билось напротив его сердца.
Вдруг Картрайт сообразил, что если он мог слышать, то и его могли услышать. Он с трудом раскрыл рот и закричал:
— На помощь! На помощь! Мы здесь — нас двое, я и жена. Помогите!
Он долго кричал, но никто не отозвался. Его жена опять зашевелилась и застонала.
— Я здесь, Ви, — успокоил ее Картрайт. — Это я, Рэг. Он услышал слабый голос:
— О, Рэг!
— Все в порядке, любовь моя! — Он осторожно коснулся ее, забыв о том, что двигаться опасно. — У нас есть воздух, и нас могут услышать. Скоро появятся спасательные отряды.
— У меня болит спина, Рэг. Очень болит.
— На ней просто несколько кирпичей, дорогая, и все. У тебя останутся только синяки, все пройдет.
— Я очень слаба. У меня течет кровь?
— Ты будешь совершенно здорова! — заверил ее Рэг. — Здорова, как бык!
Ее тело опять обмякло. Она не ответила.
— Ви! Что с тобой, Ви? — спросил Рэг.
Тишина. Но сердце билось. Он ощупал, насколько это было возможно, ее и почувствовал что-то теплое и липкое на пальцах. Ви была ранена, и, возможно, тяжело. Ее нужно было срочно доставить в больницу. Но первая же попытка выбраться отсюда привела к такому угрожающему грохоту камней, что пришлось отступить.
Внезапно раздались тяжелые шаги. Они были на удивление близко. Одновременно послышались голоса: один принадлежал уроженцу Севера, говорившему с характерным акцентом и шепелявившему.
— Хорошо, ребята, — резко сказал он. — Посмотрите, что осталось в этих домах, кричите, стучите, шумите. Услышите ответ, зовите на помощь.
Второй голос, принадлежавший лондонцу, заметил:
— Не много осталось в живых под этими развалинами.
— Вперед! — приказал первый голос. Шаги разошлись в разные стороны.
— Помогите! На помощь! Тут нас двое в этой ловушке. Я и моя жена. Ради бога, помогите. Моя жена тяжело ранена. — И еще многое в том же духе кричал Рэг Картрайт.
Внезапно он услышал, как голос уроженца Севера пробормотал себе под нос:
— Как будто тут кто-то есть.
Картрайт сообразил, что снаружи слышно куда хуже, чем у него внутри.
— Помогите! Помогите! — закричал он еще сильнее. Услышав восклицание снаружи, он завопил: — Нас двое, я и жена. Моя жена тяжело ранена.
Послышались приближающиеся шаги. Раздался еще один голос.
— Сержант, пожалуйста! — задыхаясь, произнес Рэг. — Моя жена! Она под этим домом. Вытащите ее, сержант. Вы должны ее вытащить!
— Она жива, сэр? — спросил сержант.
— Не знаю… Надеюсь, да.
— Мы занимаемся живыми, сэр. Прошу прощения.
— Пожалуйста, сержант! Я уверен, что она жива. Она — это все, что у меня осталось. К тому же, я вам заплачу. Смотрите, вот деньги. Сто фунтов. Вытащите ее первой.
У Картрайта застучало в висках. Он открыл слипшиеся от волнения губы, чтобы опять закричать, но в рот ему попала кирпичная пыль. Он закашлялся.
— Хорошо, сэр, — сказал сержант. — Прекрасно. Где она примерно находится?
Шаги стали удаляться. Голос с северным акцентом позвал:
— Сюда, ребята. Женщина заживо замурована под этим магазином.
Усталость и переживания сломили Картрайта. Он потерял сознание.
* * *Маргарет Рэйнхэм медленно приходила в себя в темноте. У нее болела голова. Она с трудом соображала.
Должна быть, я перепила шампанского. И почему так темно? Через окно должна сиять полная луна. Одеяла тяжелые, как листы железа. Становится все холоднее от них. Я их сниму. Гай ничего не заметит.
Гай! Она вспомнила и содрогнулась. Она лежала на полу танцевального зала, и на ней лежал человек. А его руки, лежавшие на ее глазах, его холодные руки и были причиной окружавшей ее темноты. Он был мертв, а Гай сбежал. Где он сейчас? Какое это имело значение? Живого или мертвого, она не хотела его больше видеть.
Она попробовала пошевелить руками и не смогла.
«Неужели я парализована? — подумала она. — Нет, это не паралич. Я чувствую свое тело; грудь и голени болят. А могу ли я двигать головой?»
Она пошевелила головой. Пальцы мертвеца соскользнули с ее глаз.
Она взглянула на луну. Громадная и серебристая, та сияла через дыру в стене.
«Который сейчас час? — подумала Маргарет. — И почему такая тишина? Ведь должны быть какие-то звуки, например, крики, вопли, шаги. А может быть, все погибли? И я единственное живое существо на Земле, мир мертв, все деревья и птицы погибли».
Тут она сообразила, что у нее кружится голова, и попробовала превозмочь боль. Она напрягла слух и тут же успокоилась. Тишина была не полной. Да и была ли она? Тишина — это тот уровень шума, ниже которого человек не слышит. На самом же деле шумов было много: разбивалось стекло, падали руины зданий, что-то шуршало. Были слышны и голоса людей: зовы о помощи, стоны, слабые крики.
Вдруг близко послышался чей-то громкий пронзительный голос.
— Лулу! — звал голос. — Непослушная собака, Лулу! Подняв голову, Маргарет увидела женщину, стоявшую в дверном проеме.
Большая и пухлая, она держала в руках поводок. Должно быть, она лежала в постели во время землетрясения, так как под пледом у нее было только нижнее белье. Она встревоженно оглядывалась и повторяла:
— Лулу! Непослушная, непослушная Лулу, сбежавшая от своей хозяйки.
— Помогите! Помогите, пожалуйста! — повторила Маргарет.
Лицо уставилось на нее. Оно было толстым, глупым, а сумасшедшие глаза — пустыми.
— Вы не видели Лулу? — спросила женщина. — Это моя собачка. Просто маленькая собачка. Крошечная чи-хуа-хуа.
— Помогите, пожалуйста! — простонала Маргарет. — Я не могу передвигаться. Нам надо отсюда уходить.
— Совершенно верно, — кивнула женщина. — Сервис здесь просто скандальный. Я буду жаловаться начальнику. Сплошные пьяницы!
И она пошла прочь, осторожно прокладывая себе дорогу среди тел, как босой ребенок на каменистом пляже.
— Лулу! — звала она. — Лулу!
Сознание Маргарет затуманили боль, горе и отвращение. Она лишилась чувств.
* * *Приходя в себя, Картрайт услышал у своего уха голос:
— О'кей, ребята, здесь все ясно. Под этими грудами в живых никого не осталось. Пошли дальше.
Он хотел закричать. Он должен был позвать людей. Нельзя было допустить, чтобы их опять предали. Но ему в рот набилась пыль, и он только смог что-то булькнуть.
