Два взвода дворцовой охраны против одиннадцати рыцарей-Соколов оказалось слишком мало. И выходить из «клещей» они умели. Третий взвод тоже ничем не помог, из выбранной Риллавеном комнаты их вытеснили в одну из широких и неудобных церемониальных зал.
«Зря я Славяна не послушал, — с безнадёжностью смотрел на бой Крафт. — Надо было не меч воровать, а перестрелять сволочей, когда они от пожара драпали. А теперь всё зря. Они уничтожат нас и заберут „Полночный Ветер“. А потом найдут и „Солнечный Вихрь“. Хорошо, Матильда с детьми уехала. Успеют из страны убраться, если не в Нитриен или Калианду, так в Эндориен, Пиаплиен или Латирису. Там их никто не обидит. А вот солдат я погубил. Отправил мальчишек на смерть как убойный скот». Крафт покрепче сжал автомат и дал короткую очередь. Он плохой командир, глупый. И совсем не умеет воевать. Но последний долг выполнит честно: до конца будет рядом со своими бойцами, разделит их судьбу. А повезёт, так хоть одного врага с собой прихватит. Крафт прицелился получше и дал ещё одну короткую очередь. Патроны надо экономить.
Славян расстрелял магазин, откатился в сторону, снял с автомата пустой рожок. Хотя бы одного Сокола, но подстрелил. Ещё по одному бойцу завалили Феофания и Риллавен. В бою со спецназом такого уровня результаты неплохие. Если бы только не мешали пацаны из общани! Говорил ведь этому идиоту Крафту, что в прямом бою один спец идёт к пятидесяти общажникам. Будь они только втроём, он сам, Феони и Тин, с Соколами можно было бы и повоевать. Но сейчас они только зря губят мальчишек. И ведь не прогонишь дурачков, они за Родину сражаются, им только попробуй сказать «Уходи!», сам пулю получишь. Столько хороших людей погибнет, и всё из-за какой-то дрянной железяки.
Железяки? Славян глянул на лежащий на подоконнике меч. Чёрные с серебром ножны, чёрная рукоять, заспинная перевязь. Славяну такие нравятся гораздо больше поясных. Он перекатился к подоконнику, зацепил автоматом ремень перевязи, стянул меч на пол.
Все эти люди — и друзья, и враги — верят в могущество «Полночного Ветра». Для них он не железяка, а сила, ради уничтожения или обладания которой не жаль отдать жизнь. Пусть это ложь, но они в неё верят, для них это правда. Здесь все — и рыцари, и долинники, и человеки — с бездумным увлечением исполняют роли в замшелом спектакле о великом мече и боятся хоть на шаг отступить от древних правил игры. А значит и прекратить бой можно только «Полночным Ветром». Сделать с ним нечто такое, что заставит их забыть о бое. Надо придумать для этой затянувшейся пьесы абсурда свою концовку, раз и навсегда прекратить кровавый театр. Славян надел перевязь, попробовал, как меч выходит из ножен. Всё в порядке.
— Гомес! — заорал он во всю глотку. — Рыцарь Гомес, эмиссар ордена Соколов!
— Я Гомес! — откликнулся рыцарь.
— «Полночный Ветер» мой! — крикнул Славян. Он вскочил на ноги, поднял над головой клинок, чтобы все могли его разглядеть. — Я властелин «Полночного Ветра», величайшего из мечей.
Мимо цвиркнули пули, и друзья, и враги только ахнули, изумляясь Славяновой дурости. И увидели меч.
Стрельба прекратилась. Славян опустил меч, подошёл к маленькой баррикаде из мебели. Посреди просторного зала приёмов смотрелась она сиротливо и жалко. Славян вскочил на баррикаду. «Как в дешёвой мелодраме бездарного режиссёра, — подумал он. — Но если я хочу разбудить их, развеять древнюю оморочку, то должен отыграть по старым правилам новую роль и сделать это лучше всех мастеров сцены вместе взятых. Другого способа выжить нет ни для из нас». Славян вытянул меч к баррикаде Соколов.
— Ты осмеливаешься идти против меня, властелина величайшего из мечей, Гомес? Хорошо, я дам тебе бой.
Он спрыгнул с баррикады, сделал несколько шагов к Соколам.
— Я жду тебя, Гомес, рыцарь-Сокол. Выходи. Сумеешь победить меня, меч твой.
Потянулись три мучительно долгих секунды сомнений — плюнет Гомес на древние сказки, всадит короткую автоматную очередь и конец Славяновым глупостям.
— У «Полночного Ветра» нет иных властителей, кроме ордена Соколов, — ответил Гомес. — Я иду.
Вышел он с мечом в руке. Надо же, с собой привёз. Какое-то всеобщее помешательство на древности — оружие, ритуалы, ордена. Дуэли. «Хороший у Гомеса меч, — мимоходом отметил Славян. — И фехтовать умеет не хуже Мельеса».
Славян и Гомес встали между двумя баррикадами. И бойцы Крафта, и Соколы не сводили с них глаз. «Хорошо, что здесь ни одного техносторонца нет, — порадовался Славян. — Давно бы уже выстрелил. У нас меч много лет как стал только тем, что он есть — разновидностью остро заточенной железки. А здесь всё ещё позволяют прогнившим от древности байкам властвовать над собой, отравлять трупным ядом жизнь. Хотя у нас хватает своих баек — столь же дохлых и ядовитых. И мы так же позволяем им властвовать над нами. Дураки одинаковы везде, и мы ничуть не лучше средников и магичников». Славян ударил первым, «Перекруткой», седьмой фигурой фехтовального канона «Смерч». Рыцарь такого не ожидал, «Перекрутка» не боевая, а исключительно тренировочная фигура, на развитие координации движений. Так не сражаются.
Но Славян сражаться и не собирался. Едва рыцарь отбил простенькую «Перекрутку», сделал столь же простенькую и столь же неуместную «Качалочку». Рыцарь растерялся всего на мгновение, но Славяну его как раз хватило — ногой выбил у Гомеса меч и приставил ему к горлу «Полночный Ветер». И друзья, и враги испуганно охнули, зачарованно смотрели на Славяна, не в силах пошевельнуться, отвести глаза.
— У вас ровно одна минута, чтобы убраться из Лихтенштейна. После я начну убивать. — Славян вернул меч в ножны.
Рыцарь прикоснулся к шее, глянул на чистые, без малейших следов крови пальцы и побледнел мертвенно, по телу прошла дрожь. Смотрел Славяну за спину, глаза остекленели от ужаса и обречённости. Славян с превеликим трудом удержался, чтобы не оглянуться — да что такого страшного у меня за спиной, если далеко не трусливый мужик перепугался едва ли не до обморока?
— Проваливайте, — повторил Славян.
Гомес поклонился Славяну низко, словно гроссмейстеру, выпрямился, отступил на три шага, опять поклонился и, не разгибая спины, включил возвратку. Исчезли и остальные восемь рыцарей. Славян торопливо обернулся. Ровным счётом ничего интересного или опасного за спиной не обнаружилось.
— Убиться веником, — подытожил он давно забытым интернатским присловьем. — Не-е, конечно, что они убрались, это хорошо. Но не окажет ли мне кто-нибудь превеликую любезность и не объяснит, что за хренотень тут накорячилась? Тин?! — повернулся он к брату.
