Молодой шотландец, увертываясь и отводя сыпавшиеся на него удары, бессмысленно размахивал бесполезной против стальных лат тоненькой шпагой.
Король был искусным бойцом, он изловчился и так ударил по щиту, что выбил его из рук молодого графа.
Тот остался с одной лишь бесполезной шпагой.
Пора было сдаться, но, видимо, понятие о чести своего рода было в молодом человеке так велико, что он не опустился на колено в знак признания поражения, а стал отводить удары меча уже не щитом, а шпагой.
Тогда-то и случилось то, что должно было случиться. Удар меча был так тяжел, а шпага так хрупка, что, подставленная под меч, переломилась и остаток клинка отлетел и впился в глазную щель золотой клетки шлема короля.
Генрих на мгновение замер и, простонав от боли, рухнул на землю.
Монтгомери подбежал к нему и попытался поднять короля. От трибун по ристалищу бежал герцог Анн де Монморанси, Великий Коннетабль Франции. Он подхватил короля под другую руку, и тот поднялся на ноги.
У этого могучего человека хватило выдержки и сил, чтобы вырвать из глазной щели обломок клинка, впившегося в его мозг, и бросить его на землю со словами:
— Это был честный бой. Я ни в чем не виню своего доблестного противника. — И король бессильно опустился на землю.
Монтгомери и Монморанси вдвоем уже не могли поднять его тяжелое, закованное в сталь тело.
К лежащему королю подбежала королева Екатерина Медичи. Она метнула яростный взгляд своих выпученных глаз на Монтгомери, прошептав:
— Убийца! Горе тебе!
На трибунах дамы рыдали. Кавалеры переговаривались между собой, оценивая эпизоды боя.
В их числе оказался и граф Спада, пробиравшийся к Нострадамусу.
— Не могу не прочесть для всех, кто меня слышит, ваш катрен, опубликованный вами, мэтр Нострадамус, четыре года назад, — сказал он и прочитал:
Наденет шлем, как клетку золотую.
Сойдутся львы в турнире боевом.
Сражен лев старший болью в щель глазную.
Упала ветвь на дереве густом.
Все вокруг заговорили разом о несчастье, о пророчестве, даже о колдовстве.
Кардинал Бурбон-Вандейский встал, как бы защищая собою мэтра Нострадамуса.
Но не месть знати грозила ему, а непомерно вспыхнувшая его слава прорицателя, предвидевшего исход неравного боя, притом за четыре года!
Суровый король Испании Филипп II не сидел в королевской ложе, а находился в Бельгии, прислав кровавого герцога Альбу, подведшего вместо него невесту к алтарю. Узнав от Альбы о случившемся, он сказал:
— Жаль, что у него так много наследников, одним из которых, как муж его дочери, становлюсь и я. Так были бы решены все извечные споры между нашими странами.
Его четырнадцатилетняя невеста Елизавета рыдала не у него на плече, сыновья короля сочли нужным выйти на ристалище, где уже находилась их мать.
Они трое вместе с подоспевшими пехотинцами понесли неимоверно тяжелое тело умирающего короля к подъехавшей золоченой карете. Запряженные цугом лошади, словно чуя что-то недоброе, нервничали, били копытами, и подбежавшие пехотинцы в панцирях держали их под уздцы.
Королева Екатерина Медичи села вместе с королем. Карета тронулась.
Граф Монтгомери, сняв свой шлем с плюмажем, горестно смотрел ей вслед, вложив оставшийся от шпаги клинок в ножны.
Великий Коннетабль Франции сказал ему:
— Сам король отдал вам должное. У меня нет оснований преследовать вас. Это роковая случайность.
— Он не хотел убивать меня, он великодушно бил мечом плашмя, — отозвался граф Монтгомери, понурив голову.
— Это был благородный рыцарь! — воскликнул герцог де Монморанси и вынул шелковый платок из камзола, приложив его к глазам.
Нострадамус, опечаленный всем случившимся, пренебрегая своей возросшей славой, ехал в карете кардинала, размышляя о всех тех несчастьях, которые, как он знает, грозили и будут грозить людям.
Новелла шестая. Золотая клетка
В постели сбиты одеяла.
У шестерых — месть, горе, гнев.
Судьба коварно отыскала:
Взят голым безоружный лев.
Нострадамус. Центурии, III, 30. Перевод Наза Веца
На улицах Парижа разжигали костры, и дым валил от них, когда в огонь бросали книги и портреты человека в докторской шапочке.
Нострадамус видел это из окна кареты, покидая Париж, и понял, что сжигают его изображения и пророчества катрены.
Вот она, оборотная сторона его возросшей славы прорицателя!
Он предсказал за четыре года гибель короля в турнирной схватке, и тот умер в жесточайших мучениях. Врачи, даже присланный Филиппом II из Бельгии его придворный лекарь, были бессильны против начавшегося воспаления мозга, поврежденного обломком клинка.
Народ негодовал, теряя обожаемого короля и в невежестве своем вымещая чувства на книгах и портретах «колдуна», предсказавшего смерть короля, а значит, и причастного к ней.
Нострадамус горько вздохнул. Не этих ли простых людей спасал он от безжалостной чумы? Не он ли предупреждал короля об опасности, вызвав его неудовольствие?
На перекрестке карета задержалась из-за сцепившихся колесами возов с сеном, преградивших ей путь.
Поравнявшийся с каретой всадник при виде Нострадамуса в неизменной докторской шапочке спешился и, сняв боевой шлем, с вежливым поклоном подошел к карете:
— Почтенный мэтр, прошу простить за дерзость обращения к вам. Я — Габриэль де Лондж граф Монтгомери, капитан шотландских стрелков, имевший несчастье против своей воли стать противником отважнейшего из рыцарей, короля Генриха II. Сейчас на трон восходит пятнадцатилетний Франциск II, и его семнадцатилетняя супруга Мария Стюарт, имеющая права на шотландский престол, тщетно пыталась защитить шотландского графа от гнева вдовствующей королевы Екатерины Медичи, по требованию которой я вынужден теперь оставить охранявшийся мною королевский двор. Счастливая встреча здесь, мэтр, позволяет мне осмелиться и спросить вас, что угрожает мне, не знающему, куда направить свой путь.
Нострадамус с состраданием посмотрел на удрученного смельчака:
— Ищите защиту у того, кто противостоит враждебным вам силам. Человек не должен знать своей судьбы, пусть даже известной мне. Единственное, что я вправе сказать вам как жертве непредвиденной случайности: никогда не оставайтесь голым и безоружным.
Карета тронулась, вплотную проехав мимо возов, обдавших ее запахом свежескошенного сена, напомнившего Нострадамусу пышные луга близ уютного городка Салона, где ждали его любящая жена и шестеро детей.
Капитан шотландских стрелков, раздумывая над словами прорицателя, воспринял их (как впоследствии и многие толкователи), что ему следует опасаться мстителей, стремящихся застать его голым в постели.
