– Простите, – сказала она, краснея. – Я не знаю, как вас зовут.
– Можете называть меня Лаврентий Родионович, – ответил он.
– Очень приятно, – Ирина, не зная, что делать, переложила мешочек из правой руки в левую и протянула старику ладошку.
Он поцеловал ее в кончики пальцев.
Она зашла в комнату, посреди которой стоял круглый дубовый стол, а стены были уставлены книгами. В кресле на боку, вытянув лапы, лежал большой рыжий кот с белым брюшком. Он открыл один глаз и взглянул на Ирину с ленивым любопытством.
– Присаживайтесь, – старик указал на стул.
Она села боком к столу, а Лаврентий Родионович занял место в рабочем вращающемся кресле у письменного стола, развернувшись к ней. Стол был завален бумагами и книгами с закладками. На старике был черный синтетический спортивный костюм на «молниях». Ирине показалось, что она уже видела где-то этот костюм. Точно! Сосед-писатель выбегал в нем к мусоропроводу опорожнять ведро.
Лаврентий Родионович молчал, разглядывая Ирину внимательно, но без назойливости.
– Вы говорили, что знаете меня, – начала она, собравшись с духом, когда пауза затянулась до опасного предела.
– Нет, вас я не знаю, но о вас наслышан.
– От кого же? – удивилась она.
– От одного моего ученика. Он рассказывал мне о вас долго и подробно, – отвечал старик, наблюдая за ее лицом.
– А он откуда знает? Мы с ним учились? – спросила она первое, что пришло в голову.
– Вряд ли… Боюсь даже, что он все это сочинил.
– Вот как? – Ирина нервно рассмеялась. – Что же он вам говорил?
– Он говорил, что вы разошлись с мужем. Точнее – разлетелись…
– Ну… – она утвердительно кивнула.
– …Что вы решили отделаться от него, а потому солгали милиции. Сказали, что он с вами не живет, а потом передали чемодан через золовку…
Ирина сидела, не шелохнувшись, будто парализованная его словами, а Лаврентий Родионович продолжал рассказывать, глядя на нее с какой-то непонятной улыбкой не то сочувствия, не то укоризны. Шаг за шагом он описывал ее поступки и слова, в том числе и такие, о каких не мог знать никто, кроме нее… И сожженные на свече письма, и разорванная фотография, клочки которой она засунула между томами Тургенева, и телефонный звонок на службу мужа, и дачное объяснение с Григорием Степановичем… – все до мельчайшей, интимнейшей детали знал этот старик с негромким голосом и мягкими обходительными манерами.
Ирине стало жутко. Она почувствовала, что с нее часть за частью снимают одежды, и она остается обнаженной под внимательным взглядом Лаврентия Родионовича. Чувство это было невыносимо, но она не могла остановить старика, лишь смотрела на него с мольбою, ощущая, как пылает ее лицо и трепещет жилка на виске.
Только когда он подошел к тому вечеру с несостоявшимися поминками и начал рассказывать, как она со свечою в руках подошла к окну, Ирина, будто защищаясь, загородилась руками.
– Нет… не надо, – прошептала она.
– Этого не было? – спросил старик с удивлением. – Впрочем, я же говорил, что мой ученик – изрядный сочинитель.
– Он не может этого знать! Он же не Господь Бог! – воскликнула она.
– О нет, уверяю вас! – улыбнулся Лаврентий Родионович.
– Но кто же?
– Человек, который вас хорошо знает.
– Меня никто так не знает!
– Вот здесь вы ошибаетесь. Все наши поступки и даже мысли рано или поздно становятся известны, – сказал старик.
– Но не до такой же степени!
– Более, чем до такой… Но почему вы волнуетесь? Кажется, вы не совершили ничего дурного?
– Неприятно, знаете… – поежилась Ирина. – Как голая. Вы про меня все знаете, а я про вас – ничего.
– Справедливо заметили. Это не совсем честно. Я не хочу быть в положении подглядывающего (при этом слове Ирина вздрогнула) и непременно расскажу вам о себе. Только сначала ответьте мне на один вопрос. Вы верующая?
– Нет… то есть… я не знаю, – смешавшись, ответила она.
– Весьма характерный ответ, – кивнул старик. – Дело в том, Ирина Михайловна, что я когда-то был пастором…
И Лаврентий Родионович повел рассказ о себе, из которого Ирина узнала, что старик долгое время жил в другой стране, с иными порядками и обычаями, и лишь недавно переехал сюда, к своему ученику, в его квартиру…
– Ах, так ваш ученик – писатель? – догадалась она.
– Именно так. Сочинитель.
– Значит… вы тоже пишете?
– Увы, Ирина Михайловна.
– Почему – «увы»?
– Слишком много знать о людях – печально, – серьезно проговорил Лаврентий Родионович.
– Значит, вы – не русский? – спросила она.
– Я англичанин. Но это по секрету… – улыбнулся он. – Иначе майор перепугается. Лаврентий Родионович – мой здешний псевдоним.
– А как же… – она смутилась, – ваше настоящее имя?
– Йорик, – сказал он.
Она порылась в памяти, припоминая английского писателя с таким именем, но никого не нашла, кроме шекспировского шута, про которого было известно, что он «бедный». И это гамлетовское восклицание в сочетании с печальной улыбкой старика и его «увы» вдруг породили у нее жалость и нежность к Йорику. Она подумала, что ему очень одиноко здесь, в чужой стране, на старости лет.
– Вы очень хорошо говорите по-русски, – сказала она.
– Так же, как на любом языке. Когда писатель доживает до моего возраста, он свободно говорит на всех языках.
– А сколько вам лет? – полюбопытствовала Ирина с неожиданным кокетством.
– Двести шестьдесят семь.
Она оторопела, но, взглянув в смеющиеся глаза Йорика, поняла, что тот шутит, и рассмеялась. Некоторое время они сидели, смеясь и глядя друг на друга с тем доверием и пониманием, что иногда сами собою возникают меж людьми.
– Лаврентий Родионович, то есть, простите… – начала она.
– Сэр Йорик, – невозмутимо подсказал старик.
– Сэр Йорик, как вам у нас здесь нравится? – спросила Ирина, обращаясь к старику уже как к иностранному гостю, с затаенным ревнивым чувством.
– Видите ли, я по-настоящему знаком лишь с вашим домом… Правда, удалось прочитать немало книг, – он кивнул на письменный стол, заваленный книгами. – Но там много вранья, вы уж простите. В книжках правду от лжи отличаешь по запаху. Эти книжки пахнут елеем, поверьте мне как бывшему священнику. Что же касается вашего дома, то он… забавен. Но он без основания.
– Без фундамента? – переспросила она. – Так это потому, что мы сюда прилетели. Он раньше был с фундаментом. Все-таки довольно странная история, я никак не могу понять. Почему мы улетели? Вы об этом тоже знаете?
Йорик сухо рассмеялся.
– Как вы думаете, Ирина Михайловна, на свете есть любовь? – спросил он неожиданно.
– Любовь?.. Да, – опешила Ирина. – А при чем здесь любовь?
