Муга уходит. Уно-Кира подходит к столу и принимается было прислуживать, но Румата останавливает ее.
Я думаю, отцу Будаху приятнее есть и пить без посторонней помощи. Садись и завтракай с нами.
К и р а. Благодарю вас, господин мой… (Садится.)
Будах с благожелательным любопытством разглядывает ее.
Будах. Превосходный цвет лица. Впрочем, у вас тоже, дон Румата. Видимо, это фамильное…
Р у м а т а. Несомненно. Еще пива, отец Будах?
Б у д а х. Охотно… Кстати, мне припомнился анекдотец… игривого такого свойства историйка…
Р у м а т а (поспешно). Простите, мой друг, я забыл спросить вас…
Будах. Да?
Р у м а т а. Э-э… Как это… Ага, вот. Меня страшно интересует состав мази, которой вы столь блистательно залечили мою рану…
Б у д а х. Я непременно напишу рецепт и вручу его вам, мой друг. Так вот, анекдот…
К и р а. Разрешите обратиться к вам с вопросом, высоко ученый отец Будах…
Будах. Пожалуйста, дитя мое.
К и р а. Как сочиняют стихи?
Б у д а х (удивленно). М-м? Как сочиняют стихи? Ты что — грамотен? Удивительное семейство! Но с таким вопросом тебе уместнее было бы обратиться к твоему родственнику. После того как дон Румата прочел мне несколько своих стихотворений, я не позволяю себе именоваться поэтом в его присутствии.
Р у м а т а. Отец Будах, вы смущаете меня, друг мой!
Б уд ах. Но это так, мой друг! Возьмите, например, это ваше…
Белеет парус одинокий.
В тумане моря голубом.
Что ищет он в стране далекой…
За сценой вдруг слышится шум, возня, затем из-за кулис вылетает в залу как бы от сильного толчка старый Myга, падает и катится по полу. Все вскакивают. В залу стремительно входит с обнаженной шпагой в руке командир серых штурмовиков Цупик — в узком сером мундире при белой нарукавной повязке с треххвостой свастикой. За ним вваливаются два здоровенных штурмовика с топорами наизготовку.
Р у м а т а. Какой приятный сюрприз! Никак это Цупик, бакалейщик с улицы Святого Мики?
Ц у п и к (злобно). Придет время, я поднесу вам сюрприз еще приятнее, дон Румата. В прошлый раз я промахнулся, но уж в следующий — не промахнусь… Но хватит болтать… (Поворачивается к Будаху.) Опасный книгочей, колдун и шпион Будах, ты арестован!
Б у д а х (с невыносимым презрением). Арестован? Я? Ах ты серая шпана, как ты смеешь так со мной разговаривать?
Он медленно надвигается на Цупика, тот пятится, выставив перед собой шпагу.
Ц у п и к. Ну-ну-ну! Без этих… безо всяких… Проткну как кабана!
Румата, опершись ладонями на стол, с интересом наблюдает эту сцену. Кира прячется за его спину. Муга проворно отползает в другой угол залы. Штурмовики начинают обходить Будаха сзади.
Б у д а х (продолжая надвигаться). Я тебе проткну, сукин сын… Я тебя на мыло пущу, мокрица ты мокрая…
Обходя Будаха, штурмовики оказались между ним и столом спиной к Румате. Румата хватает их сзади за загривок и со страшной силой бьет друг о друга головами. Пороняв топоры штурмовики валятся на пол. В ту же секунду Цупик делает выпад. Будах с неожиданной ловкостью отбивает шпагу левой рукой, а правой закатывает Цупику оглушительную затрещину.
Цупик кубарем катится по полу. Будах подбирает шпагу, досматривает ее.
(Презрительно.) Тупая… Тоже мне вояка! (Бросает шпагу под ноги Цупику, который уже поднялся на ноги и, пошатываясь, очумело оглядывается по сторонам.)
Р у м а т а. У вас все, господин бакалейщик? Можете идти, вы свободны.
Цупик уже пришел в себя. Он молча подбирает шпагу, сует ее в ножны и, ни на кого не глядя, идет к выходу. Штурмовики тоже поднимаются и, поддерживая друг друга, бредут за ним. На пороге Цупик останавливается и обводит всех холодным пристальным взглядом.
Ц у п и к. Мы еще встретимся, благородные доны. Клянусь спиной святого Мики, мы еще встретимся, я надеюсь всласть побеседовать с вами, и это будет очень скоро…
Будах. Ползи, ползи отсюда, лишай серый!
Румата. Муга, вынеси им эти… инструменты, отдай с вежливостью.
Муга неохотно подбирает топоры штурмовиков и выносит их.
Б у д а х. Ну вот, теперь настало время как следует выпить и закусить! (Возвращается к столу.)
Р у м а т а. А не кажется ли вам, мой добрый друг, что настало вам время бежать из города и скрыться?
Будах (разливая пиво). Вздор, мой друг. Я знаю этих лавочников. Пока они соберутся, да пока решатся…
Р у м а т а. Однако ваши мастерские они взяли одним ударом…
Б у д а х. Это потому, что я их не ждал… и меня захватили сонного, а то я бы напек из них пампушек… Полно, мой благородный друг, уж не испугались ли вы их?
Р у м а т а. Испугался? Нет, разумеется. Во всяком случае, не за себя…
Будах. А за меня не бойтесь. Мечом, правда, я владею средне, но в доме, наверное, найдется что-нибудь вроде дубины… В молодости я неплохо дрался на дубинках… (Мечтательно.) Видели бы вы, как я проломил башку этому ослу, казначею Барканского монастыря! А он был ба-альшой мастер подраться! А как вы?
Румата. Что — я?
Будах. Как вы на дубинках?
Р у м а т а (бодро). Как-нибудь мы с вами попробуем. Надеюсь в грязь лицом не ударить…
Б у д ах (Кире). А ты, дитя мое?
К и р а. Я? Что вы, отец Будах… я в жизни никогда…
Румата. Он у меня очень робкий мальчик. Драться не любит.
Будах. Жаль. Напрасно. Впрочем, с таким цветом лица…
(Внезапно широко зевает.) Извините меня, мой друг. Я провел всю ночь в седле…
Румата. Понимаю, мой друг. И казню себя за недогадливость… Муга! (Звонит в колокольчик.)
Входит Муга.
Муга, постели отцу Будаху у меня в кабинете…
Б у д а х. И принести туда кувшинчик пива… на всякий случай.
Он встает. Румата и Кира тоже встают.
Временно оставлю вас, благородные доны.
Румата. Отдыхайте, мой добрый друг.
Будах, отчаянно, с прискуливанием зевая и потягиваясь, уходит вслед за Myгой. Румата глядит ему в спину. Кира подходит и прижимается к нему.
К и р а. Румата, мне страшно…
Румата. Мне тоже, маленькая…
Кира отшатывается, глядит с изумлением.
К и р а. Тебе?
Р у м а т а. Да. Мне.
К и р а. Ах, да… Ты все-таки боишься за отца Будаха… Он славный, веселый…
Р у м а т а. Нет, за отца Будаха я не боюсь. Он отличный вояка… и вообще… (Он прижимает к себе Киру, бормочет.) Все дорогое, что у нас есть, должно быть либо далеко на Земле, либо внутри нас. Чтобы его нельзя было отобрать у нас и взять в качестве заложника…
К и р а. Что? Что ты такое говоришь?
Р у м а т а. Ничего, это я так… Ты бы тоже отдохнула… Ведь тоже ночью не спала.
