– У меня нет больше знаний. Я более невежествен и слеп, чем любой из смертных, – с горечью прошептал я.
– Пришлось лишить тебя возможности вредить до тех пор, пока не решится твоя участь. Теперь минута эта настала, но мы не желаем, чтобы твой громадный труд пропал бесследно. Несмотря на заблуждения твои и падение, ты дорог нам, и мы хотели бы, чтобы ты шел по пути раскаяния и очищения, добровольно подчиняясь нашему решению. Заурядные люди видят в приговоре судьи как бы отмщение за попранные законы, а на самом деле это только способ исправления.
– Я подчиняюсь вашему решению! – ответил я.
– Так выслушай, что мы постановили. Ты отправишься в иной мир, где мы и встретимся затем после крушения этой планеты. На той земле найдется много работы, а живущее там человечество еще близко к животному состоянию. Знание, облекающее тебя силой, послужит там только на добро, потому что ты не сможешь соблазнить низшее человечество, которое не поймет тебя. Но на тебя возлагается обязанность стать его просветителем; исполнением этого долга и трудом своим ты искупишь прошлое и восстановишь себя.
Не скроем от тебя, что испытание твое будет тяжким и работа исполинская, поэтому на твое усмотрение мы предлагаем и другой остающийся тебе выход.
Ты безвозвратно потерял право и возможность оставаться здесь как бессмертный и обладатель твоего страшного знания. Итак, если изгнание кажется тебе слишком жестоким и тяжелым, ты можешь умереть, но медленной и мучительной смертью. В таком случае ты примешь некоторое вещество, которое будет разлагать твое тело, клетка за клеткой, поглотит постепенно первичную материю и вполне обнажит астральное тело. По окончанию этого разрушительного процесса ты перейдешь в пространство с тем, чтобы вновь родиться, но уже простым смертным, и затем, понемногу, путем ряда перевоплощений, отвоевать частицу своего нынешнего знания. Теперь выбирай!
Меня страшила мысль покинуть землю ради далекого неведомого мира; притом я не понимал во всей его полноте смысл приговора, ссылавшего меня на каторжные работы, да еще самые тяжкие. Другой же выход, грозивший потерей всего приобретенного мною знания и вечным изгнанием из братства, правом принадлежать к коему я справедливо гордился, показался мне столь ужасным, что все было лучше его. Поэтому я предпочел без малейшего колебания искупить вину и восстановить к себе доверие путем тяжкого труда.
Маги приветствовали мое решение и были ко мне ласковы из жалости, которую внушает приговоренный на смерть. Мне дали некоторое время для отдыха и восстановления сил; вместе с тем я воспользовался обществом Эбрамара, который своим дружеским участием и влиянием поднял мой дух, утешил и придал мне мужества.
Наконец настал день моего отправления, и меня торжественно посвятили на будущий труд. Когда я преклонил колени перед Верховным магом, он благословил меня, помазав голову маслом, и окропил водой; в тот же миг из глаза великого иерофанта сверкнул молниеносный луч света и поразил мой лоб.
Неописуемое чувство охватило меня. Словно что-то тяжелое и холодное спало с моего мозга: я вдруг осознал, что снова обрел все мое утраченное знание, и оно показалось мне даже яснее, могущественней прежнего. Я был так счастлив в ту минуту, что даже предстоявшее мне тяжелое искупление утратило свою горечь; с восторженной верой дал я клятву неустанно работать и быть послушным орудием воли Создателя.
Затем я простился с братьями-магами и адептами, а великий иерофант подал мне чашу с теплой жидкостью, которую я выпил. Эбрамар помог мне лечь на ложе, и я уснул, убаюкиваемый могучими звуками. Мне казалось, что музыкальные волны качают меня в воздухе, а потом я совершенно потерял сознание…
Очнувшись, я оказался в небольшой пещере, залитой бледно-голубоватым светом, сквозившим сквозь легкий пар. Голова была тяжела, руки и ноги словно застыли, и я не мог дать себе отчета, где нахожусь. Привстав, я осмотрелся, и тогда ко мне вернулась память, а сердце забилось сильнее. С любопытством, но и с горечью разглядывал я свое новое жилье и находившиеся там вещи, жалкие остатки блестящего прошлого.
В глубине пещеры находился престол с семисвечником, на нем хрустальная, увенчанная золотым крестом чаша, золотой магический крест, который великий иерофант имел при себе во время моего посвящения, и книга в металлическом переплете. На одной из стен были полки с лежащими на них свитками, рукописями и книгами, одним словом – библиотека, дававшая мне возможность, как я позднее убедился, продолжать занятия.
Посредине был большой каменный стол и такой же табурет, а на столе стояла лампа известного мне устройства; тут же стояли две большие шкатулки с кое-какой хозяйственной утварью, некоторыми инструментами и необходимыми туалетными принадлежностями, а также и с различными мелкими предметами роскоши, которыми по доброте своей снабдил меня уже Эбрамар. В сундуке, у стены, находилось все, что могло мне понадобиться для магических действий, как то: треножники, инструменты, травы, ароматы и различные снадобья.
В смежной пещере устроен был глубокий водоем, куда вливался струившийся из скалы источник, а рядом находилась каменная скамья и мховая постель, покрытая толстым одеялом. В двух больших сундуках хранилось платье: для работы – кожаное и из темной шерсти, а для религиозных церемоний было полотняное; был тут и теплый плащ с капюшоном, а также сандалии, кожаные и плетёные из соломы. На каменном столе около постели стояла моя хрустальная арфа и лежал большой, с печатью Великого иерофанта свиток, который я развернул и прочел следующее:
«Там, где ты находишься, сын мой, все – дико и необратимо, но преисполнено естественными богатствами, и все доступно тебе по силе твоей и знанию. Используй их, и ты создашь вокруг себя желанное изобилие. Наука делает тебя повелителем стихий, а в библиотеке, данной в твое распоряжение, ты найдешь все нужное, чтобы увеличить свои силы и расширить познания.
Учись, но не спеши, потому что торопливость указывает лишь на несовершенство. Если будешь работать, то не заметишь времени и не познаешь скуки, которая служит ужасным бичом для лентяев и корнем всяких преступлений. Кто работает, тот пожирает время. Ты знаешь, что для мысли не существует расстояния; значит, твой призыв всегда дойдет до нас, а потому ни в совете, ни в поддержке у тебя не будет недостатка». Далее следовали наставления относительно дневника, который я обязан был вести, чтобы отмечать в нем ход моих работ и постепенного развития планеты.
Несмотря, однако, на успокоение Великого иерофанта, мне было невыразимо грустно, и я чувствовал себя разбитым. Совершив омовение, я вышел взглянуть на окружавшую меня местность.