Мовай молчал, как ему и было приказано — выдержав паузу, удовлетворенный наставник разрешил ему говорить:
— Что-то неясно? Спрашивай.
Афран не сразу подал голос, видно, что-то обдумывая. Спросил наконец:
— Для чего предназначен… этот режим?
— Для программирования действий группы кибердвойников путем постановки им тактических задач, — без запинки отрапортовал Антор. Последующая еще более продолжительная пауза его не удивила — подобную сухомятку следовало переварить. Тем более, что понять её суть можно только на практике.
…Тренировка не затянулась — впрочем, это нельзя было назвать тренировкой. Скорее, знакомством с новой средой обитания — обманчиво неподвижной, невидимой и неслышимой. К ней надо было просто привыкнуть.
Проведя в таком состоянии несколько часов вместо фактически возможных двух минут, они занимались тем, что решали тактические задачи, меняя позиции, словно на шахматной доске. «Мат в два хода…» «Белые начинают и выигрывают…» Решение верно; решение ошибочно; решение некорректно с учётом фактора… На решение отводилось две минуты.
По окончании работы Антор некоторое время молча сидел в своем кресле, наблюдая, как афран высвобождается из вериг биоконтактов. Затем негромко произнес:
— Будем знакомы… «Вертун».
Мовай непонимающе вскинул глаза и увидел на лице своего командира едва заметную улыбку:
— «Вертун» — это я?
— Теперь да.
Экзамен пройден — электронная система киборгизатора восприняла новую кличку без возражений. Обряд посвящения в воины произошел — теперь у афрана есть второе, тайное имя, известное только посвященным. Кодовая кличка-вызов кибердвойника — священная тайна космической пехоты, так же как тысячи лет назад — настоящее имя воина какого-нибудь племени. В этом смысле оно объединяло в себе и тотем, и личное божество, и талисман… Мовай Нга вопросительно смотрел на него — выдержав приличную паузу, хонниец ответил на невысказанный вопрос:
— Имена других будешь заучивать, начиная с завтрашнего дня. Но моё тебе знать необходимо уже сейчас. Поэтому позволь представиться — «Упырь».
Протянув руку, он утвердил это новое знакомство крепким рукопожатием.
…Дни, наполненные напряженными занятиями, промелькнули, как сон — фраза, прозвучавшая в каморке разведчиков, вполне могла бы относиться к ним:
— Ну, вот и все!
С удовлетворенным вздохом Мовай отложил в сторону паяльник и выпрямил спину, чуть ли не с нежностью рассматривая стоящий перед ним предмет, больше всего напоминающий клубок передравшихся медуз.
— Будет работать? — с интересом спросил Антор, поворачиваясь на своем ложе.
— Конечно! — в голосе юноши чувствовалась гордость, — завтра вот надо отнести к доктору…
— Жаль, что у него не день рождения… — пробормотал Антор про себя.
— Что?
— Да так… Отнесем вместе.
— Спасибо!
— Не за что…
Мовай еще не вполне освоился с геометрией корабля, и помощь проводника была не лишней. Десятые сутки полета на исходе, и они могли теперь расслабиться. Программа выполнена — молодой афран получил начальное образование для поступление в суровую школу Т-разведки, дальнейшее зависело от него самого. Но насколько все же приятнее чувствовать локоть партнера перед выходом в очередное пекло! А пекло уже близко — Антор нутром чуял его приближение. Что будет первым — десантная ли операция, стычка с кораблями лигийцев или просто обстрел какого-нибудь заштатного форта на заштатной планете… Но что-нибудь непременно случиться — «Гром», как по ниточке, шел в самый центр кипящего котла, что назывался на военном языке зоной вероятного обнаружения.
…Одиннадцатый день полета — о его начале, как обычно, возвестил звонок подъема. В каморке слышно было, как из соседних ячеек горохом посыпались гвардейцы Ойла — взвод огнебоя жил по распорядку. Утренний концерт завершился обычным препирательством хитрована Арги с командиром — отдаляющиеся голоса и шаги стихли за поворотом. Разведчики могли еще поваляться — эта роскошь пришла с момента их переселения на дно. Автоматического контроля здесь не было, а мало-мальски значимое начальство и носа не казало на нижние уровни — и без того пользующиеся некоторой свободой сенсы оказались предоставлены сами себе, и не жалели об этом.
Сегодняшний день Антор объявил выходным, поэтому подъем произошел более чем неспешно. После завтрака, как и было решено ранее, они направились наверх, в медотсек. Антор предвкушал неторопливую беседу в уютной каютке доктора — несмотря на кажущуюся необщительность, он нуждался в такого рода эмоциональной подзарядке, и эти беседы были для него чем-то вроде оазисов посреди серой рутины казарменного быта. Иногда, если было время, они играли в шахматы, иногда спорили, иногда ругались — но это было общение равных, живых людей, а не служебных функций.
…Как и следовало ожидать, доктор встретил их с распростертыми объятиями:
— Молодцы, какие молодцы! Давай, давай его сюда — сейчас проверим… Заходите, заходите — вон туда, я скоро…
Доктор прижимал прибор к груди, как потерянное, но вновь обретенное сокровище — его радость не терпела свидетелей. Пройдя в каютку, Антор плюхнулся в подобие кресла из стопки пневматических перин; афран устроился рядом на плоском темени отключенного санитарного робота. Вскоре доктор вернулся из отсека, радостно потирая руки:
— Ну-с, все отлично… По такому случаю не грех и… принять, а?
Антор согласно кивнул — не грех. Мовай как родился с улыбкой — он переводил глаза с доктора на хоннийца и обратно, словно ожидая, что сейчас они сотворят такое… такое! Видимо, решив оправдать его ожидания, доктор извлек из кучи барахла жемчужно блеснувшую бутыль:
— Мантанга, высшей марки, для особо торжественных случаев! — особо торжественным тоном провозгласил он, словно ожидая аплодисментов. Аплодисментов не последовало, но дружные возгласы одобрения его вполне устроили.
…Дальше все покатилось по накатанной колее — летучий хмель мантанги, не дающий похмелья, быстро развязал языки и поднял настроение. Доктор рассказывал невероятно смешные случаи из своей практики в клинике эпидемических психозов; Антор неожиданно для себя изобразил оракула и довольно связно изложил, что ожидает в будущем и Федерацию, и Лигу, напоследок украсив речь сочными оборотами своего родного хоннийского диалекта, чем привел в смущение Мовая. Но смущение не продержалось долго, вытесненное ароматным вином с Занга — сбиваясь и беспричинно смеясь, он тоже пытался что-то рассказать, но что — так и не удалось выяснить. В конце концов смеяться начали все — просто так, от хорошего настроения.
