— Долой Милбэнка, — выкрикнул кто-то.
Смятение нарастало. Гордон растерялся. Что-то пошло не по сценарию. Должен ли он был, как обычно, ввязаться в драку или сделать над собой усилие и благоразумно отсидеться в темном углу? Верховный Канцлер, тем временем, выбрался из-за стола и, проворно перебирая коротенькими ножками, засеменил к выходу в сопровождении приближенных, среди которых был и столичный обер-бургомистр. Тот самый, которого Гордон некогда вытащил из грандиозного коррупционного скандала, обеспечив переизбрание на второй, а следом — и на третий срок. Интересно, куда они собрались?
Гордон не успел поразмыслить над этим вопросом, поскольку объявились его охранники, буквально силой выволокли из кресла и повели. Почти поволокли волоком, как недавно несчастного губернатора Харта. Гордон упирался, но без толку.
— Ребята, что вы творите. Мне сейчас выступать!
— Придется отменить ваше выступление, герр Джерсей. Нам велели вывести вас из здания. Немедленно.
— Кто велел? Какого дьявола? Разве вы подчиняетесь не мне?
Игнорируя его недовольный рев, телохранители заботливо нахлобучили на патрона шляпу, пальто, шарф и перчатки, ввели в лифт, а потом, через гранитный и бронзовый вестибюль первого этажа мэрии, повели к выходу. На ступенях Гордон приостановился, разглядев припаркованные неподалеку на улице три военных грузовика, откуда выпрыгивали коротко стриженые, крепко сбитые парни в черном. Все они были на одно лицо. На одно очень скверное, безжалостное, безразличное лицо. И это свое одинаковое на всех лицо они не прятали под масками. Потому что смертники.
— Власть народу, герр Джерсей, — сказал кто-то из них, перехватив взгляд Гордона.
— Вы меня знаете?
— Почему и нет. Нам выдали специальное распоряжение тебя не трогать. Так что вали отсюда подобру-поздорову, пока здесь не стало жарко.
— Распоряжение? Кто?
— Мужик, не дури. Догадайся сам! Если я назову тебе имя, тебя и твоих шавок придется ликвидировать, не обессудь.
Под вой ветра и шорох продолжающегося снегопада они закончили выгрузку. Их было человек шестьдесят. Все, насколько мог судить Гордон, находились в состоянии сильнейшего наркотического опьянения. То, как топорщились их тяжелые куртки, заставляло предположить, что они обвешаны взрывчаткой. А еще у них было оружие. Винтовки. Дробовики. Пулеметы. На мгновение-другое весь этот арсенал оказался нацелен Гордону в грудь и лоб. Черт!
— Отлично, я все понял. Ухожу. Не надо резких движений.
Он сел в свой бронированный механо, и его кортеж рванулся с места со сверхъестественной скоростью. Последнее, что он успел увидеть собственными глазами, — клубы черного дыма, вырывающиеся из широко распахнутых дверей мэрии и две струйки крови, стекающие по мраморным ступеням.
Мда. Вот те и раз.
* * *
Кит помнил, что ему самому едва исполнилось пять лет, когда отец представил его Мерфи в качестве потенциального наследника их промышленной империи. Встреча с престарелым вурдалаком произвела на Кита столь неотразимое впечатление, что он стал просыпаться ночами от собственных диких воплей, будил няню, охранников, родителей и новорожденную сестру. Так продолжалось, пока отец не догадался разбавлять ему теплое молоко перед сном бренди. Чудодейственное средство помогло, Кит вновь начал спать, как убитый, а утреннее похмелье отвлекало чрезмерно впечатлительного малыша от мрачных мыслей о восставшем из гроба ветхом упыре.
Что до крохи Максимилиана, то он был слеплен из другого теста. Старик Мерфи, прикованный к инвалидной коляске, заинтриговал мальчугана, и только.
— Какой старенький старичок, — прошептал он восхищенно, поневоле впечатлившись затхлой, сырой атмосферой огромного полутемного кабинета, пропитанной запахами камфары и эфирных масел.
Мерфи расслышал комплимент и усмехнулся.
— Кого вы мне привели, милорд. Дитя человеческое? Совсем крохотное, свеженькое, лишь позавчера вылупилось из яйца. Мягкое, сочное, вкусное, аппетитное, так и просится на обед.
— Мой племянник, — пояснил Кит, на всякий случай покрепче ухватив Макса за руку.
— Отлично. И зачем он здесь. Что бы вы обо мне не воображали, я все-таки не ем маленьких детей. Только взрослых.
— Я хотел…
— Хотели, чтобы я взглянул на ребенка и сказал вам, выйдет ли из него толк, правда? Не знаю. Разве я похож на ясновидящего? Приводите племянника лет через двадцать, тогда втроем и потолкуем по душам.
— То есть? Через двадцать лет вы, по-вашему, все еще будете живы? — спросил Кит с холодком в груди.
Старик кровожадно щелкнул фарфоровой челюстью.
— Я-то — наверняка, а вот насчет вас я далеко не уверен. Особенно, если вы не прекратите вести себя, как самонадеянный, заносчивый сопляк. Ладно. Пускай ребенок подойдет поближе, но не слишком близко. Итак. Как зовут тебя, дитя.
— Максимилиан, — представился мальчуган бойко, без тени стеснения.
— Видимо, так тебя назвали в честь Франца Максимилиана? — спросил Мерфи голосом, сладким, как сахарная вата.
— Да, сэр. В честь великого и славного вождя, героя Освобождения, Франца Максимилиана, — ответил Макс ровно, без запинки.
Побеседовав с малышом еще десять минут о разных вещах, Мерфи угостил Макса лакрицей, подозвал адъютанта и велел отвести мальчугана в Секретариат, чтобы обитающие там юные феи попотчевали его горячим шоколадом и пирожными.
— Вам явно не помешает передышка, лорд Ланкастер.
Кит и впрямь малость выдохся. Для своих лет Макс был на диво смышленым ребенком, целый день старался вести себя примерно, здоровался с разными важными людьми, пожимал руки и шаркал ножкой. И все же, головастику едва исполнилось пять, он изводился от скуки, выслушивая дядюшкины лекции о спин-связи, лорде Джеке, Стефане Торнтоне и фамильном благосостоянии. Стоило Киту утратить бдительность и отвернуться на секунду, как малыш хлебнул из любимой дядюшкиной кружки крепчайшего кофе и последующие полтора часа носился, сломя голову, по чопорным корпоративным коридорам, радостно повизгивая и хохоча.
— Черт… я не умею ладить с детьми… абсолютно… — пробормотал Кит, со стыдом припоминая, как догнал Максимилиана и отшлепал.
— А вы всерьез ожидали от пятилетнего мальчика усидчивости, тотального подчинения и железобетонной дисциплины, — сказал Мерфи, похрустев пальцами и суставами.
— В его возрасте я был дисциплинированным! Вы не можете сказать, что я не был!
— Разумеется, поскольку ваш отец кулаками выбивал из вас дух за малейшую провинность. Видимо, герр Джерсей, к его чести, практикует более прогрессивные методы воспитания. Расскажите-ка, вы уже решили вашу небольшую проблемку, связанную с экзистенциальным кризисом и смыслом бытия.