— Может быть, не жестко, а запрограммирована в него. Почему бы и нет? Как наследственные заболевания. На клеточном уровне они становятся частью нас. Обмен веществ. Клеточные связи. Называй как хочешь.
— Значит, по-твоему, память — это наследственное заболевание?
— С точки зрения циника — да, — кивнула она.
— С меня довольно. — Эббот собирался уходить.
— Уинстон, как меня зовут? — неожиданно спросила Миранда.
Отец остановился.
Монстр поднял глаза от омара. Зеленые глаза искрились счастьем.
— Мирн-дот, — произнес он.
— А его? Кто это? — Она кивнула в сторону отца, сокрушенно качавшего головой.
Уинстон уже все понял.
— Па-ппа…
— Трюк! — бросил отец. — Ты показывала ему мою фотографию.
Миранда повернулась к нему. Его челюсти были плотно сжаты. Одного отцовского слова было бы достаточно, чтобы предотвратить готовую вот-вот разразиться беду. Ее маленький Уинстон стал историей. Они отравят водоем, или подстрелят его, или подманят и засадят в клетку. Ничего у нее не получилось. Знакомое холодное равнодушие вновь ожило в ее сердце.
— Вот только это объяснение никак не подходит, — сказала она.
Он ждал.
— Твоих фотографий он не видел: их у меня нет. — Она попала в самое уязвимое место. — Я давным-давно выкинула их.
Он отступил — укрылся за каменным взглядом. Даже не моргнул.
— Прости, если сделал тебе больно, — сказал он.
Было больно. А потом — нет. Любовь бессмысленна. Ее облигации оказались фальшивками. Поэтому Миранда не стала прощаться со своим созданием. Она повернулась так, чтобы отец не видел слез в ее глазах, и пошла прочь — к лесу.
Гималаи.
Май
— О боже! — Рука Натана Ли непроизвольно дернулась.
Оно смотрело прямо на него — белое лицо, увенчанное густой шерстью.
Телеобъектив дернулся вместе с рукой. Он потерял его. Своего йети.
Тибетские эмигранты зовут его метох-кангми, шерпы — грязным или диким человеком, а китайцы — йерин. С самого начала эта затея грозила превратиться в охоту за призраками; даже если кто-то и нашел бы тело, оно, скорее всего, принадлежало бы очередному заплутавшему погонщику яков, или беженцу, или околевшему от холода отшельнику. Однако все оказалось правдой. За краткое мгновение взгляд Натана Ли успел выхватить нечто ускользающее и по-настоящему первобытное.
Охваченный дрожью, Натан Ли еще раз оглядел через объектив весь склон, но глаза уже устали. Он взглянул на часы, затем перевел взгляд вдаль.
На высоте 24 400 футов над уровнем моря Макалу-Ла — перевал между Макалу и соседним пиком — не казался вожделенным оазисом и не сулил отдыха. К северу, на территории Китайской Народной Республики, лежало пустынное, овеянное легендами Тибетское плато. Позади тянулся к небу грандиозный западный склон Макалу, овеваемый утренними ветрами. В семи милях к западу встающее солнце окрасило в ярко-оранжевый цвет похожую на пирамиду верхнюю часть Эвереста, будто являя взору уголок Египта над морем тьмы.
Он посмотрел вниз, на тропу. Окс и проводник по имени Ринчен наконец покинули место последней ночевки — маленькую голубую палатку внутри кольца из валунов, защищавших стоянку от ветра. Отсюда его спутники напоминали муравьев на американских горках. Натан Ли крикнул. Они подняли головы, и он показал вверх. Окс нехотя махнул ему рукой и тяжело побрел дальше. От одного лишь его вида Натан Ли чувствовал себя разбитым и больным. Они с Оксом казались ему теперь персонажами фильма про воров, попавшими в сюжетную ловушку и обреченными на бесконечно повторяющиеся дубли.
После Иерусалима мародерство вошло у них в обычай: Гватемала, раскопки в Перу, повторные рейды по проекту «Год зеро» в разрушенные землетрясением окрестности Кумрана, даже несколько ограблений монастырей и церквей на территории бывшего Советского Союза. Иногда заказы поступали от частных лиц, иногда — как это было со Смитсоновским институтом — от авторитетных музеев. Менялись ландшафты, но задание оставалось прежним: «преступление против времени», как называют ФБР и Интерпол торговлю артефактами и останками.
Ринчен шел вслед за Оксом с необычайным упорством и терпением, присущими жителям Гималаев. Время от времени из его рта вылетал легкий клуб табачного дымка. Старый седой пастух охотился на снежных барсов для китайского черного рынка. У него были золотые зубы, он немного говорил по-английски. Он заявлял, будто знает местность; как позже понял Натан Ли, — знает, но не эту. Ринчен и близко не подходил к Макалу-Ла. Такой же разбойник с большой дороги, как и они.
Последние две недели Окс изводил Натана Ли мерзким подшучиванием. Тот научился вставать пораньше и отправлялся в путь в одиночку, предоставляя Оксу делить тропу с Ринченом. Натан Ли тщетно пытался дистанцироваться от роли расхитителя могил и браконьера. Окс безошибочно чувствовал, насколько его спутник противен самому себе, и во время привалов буквально наслаждался, потешаясь над ним.
— Сражающемуся с чудовищами, — язвил Окс, глядя на языки пламени костра, — следует позаботиться о том, чтобы самому не превратиться в чудовище[21].
Натан Ли переключился на йети. Утвердив телекамеру на валуне, он методично исследовал хребет, граничащий с перевалом. Освещение изменилось. Появились тени. Здесь, на верхотуре, горы имеют обыкновение выскальзывать из-под ног. И надо стараться изо всех сил, чтобы поспевать за драконом.
Он снова отыскал его. Беженцы непонятно как высмотрели силуэт невооруженным глазом. Он же, усилив свой взор 200-кратными линзами, пропускал находку десятки раз. Фигура йети примостилась на узком уступе: черно-белый мазок, едва различимый на фоне скал того же цвета. Смотреть было почти не на что, но светлые пятна участков кожи и кости были видны отчетливо. Лицо, по-прежнему нацеленное в Натана Ли на его холодной скале, словно застыло. Через телеобъектив он тщательно исследовал маршрут, запоминая уступы и ведущую вверх по склону тропу.
Натан Ли поднялся и стал собираться, пристроив камеру рядом с мешком для трупа. Это был один из тех самых мешков, в которых они утащили из Иерусалима кости проекта «Год зеро». С тех пор минуло четыре года, но для Натана Ли время как будто остановилось. Он продолжал мыкаться в своей башне из слоновой кости, по большей части им же самим и выдуманной. У него не было ни звания, ни должности, ни уголка в этом мире. Почти все, чего он добился, — репутация мародера и право видеться с Грейс, которое Лидия и ее адвокаты — пособники их развода — уже рвали на кусочки, пока он таскался по Гималаям с ее братцем.
