Как тебе теперь – потерять свое излюбленное «Я»…
– Идите – директор нахохлился, приготовившись к бою.
Лес немного помолчал для общей ясности.
– Вот как? Наверное, вы отдадите мне деньги, оставшиеся от отпуска полтора года назад? Или, может быть, ещё и пуговицы?
– Что?
– Я потерял здесь шесть пуговиц и доброе имя. Я был насильно приписан к этому корыту службами. Вы регулярно требовали отчет о моем поведении и считали себя вправе вызывать меня на длинные унизительные разговоры. Будьте добры, верните мне то, что я тут потерял. А как вы оцените поведение вашего сына? В какой валюте?
– Вы издеваетесь??? – вспыхнул добросовестный отец.
– Я издеваюсь. Вы думаете, человек, который говорит то, что думает, не годится для вашего… преподавательского коллектива? Который учит детей в первую очередь думать? Или вы думаете, что учитель здесь должен заниматься чем– то ещё? Вы вообще хоть о чём-нибудь думаете?
С задней парты раздавалось сдержанное хихиканье.
– Не смейте хамить! – осмелел директор. На его щеках выступили красные пятна.
– А вы что делаете все это время? Вы точно думаете, что последствия помешают мне вам ответить? Я всегда должен быть покорным, как велели службы?..
– Убирайтесь! – этот человек явно не владел собой. – Вы погубите мне школу. Мне хватило ваших идиотских поступков на год вперед. Уже дважды звонили из Министерства. И чем дальше вы уедете, тем лучше! Мне плевать, что вас все оправдали. Мне.. мне без таких жизнь… жизнь дороже!
– Что?
– Уволен!
Он крепко сжал указку – витую, как рог.
Отпустил.
– Так, значит, вы сами просите меня убраться?
– Именно!!!
– После вас.
Лес вздохнул, оттолкнулся от стола и со всего размаху влепил директору хорошую, звонкую пощёчину. Тот отшатнулся.
Класс онемел.
Дверь скрипнула, и по коридору простучали испуганные шаги – а серый человек развернулся и медленно, как во сне, вышел вон. Он шел, он бежал по коридору, одежда трескалась на нем, как старая змеиная шкура, опадали лохмотья, и из-под складок пиджака вырастали кожистые нескладные крылья – а когда он выпал на крыльцо, ветер подхватил его, и в небо с тонким, отчаянным криком взмыла большая летучая мышь – пусть будет новая шкура, новая жизнь, новое возрождение.
Во дворе школы какой-то прогульщик подавился собственным визгом. Послышался шум голосов и выстрел. Значит, кто-то сидел рядом и ждал, чем кончится дело.
Лес зажмурился.
Любимчик с воплем «Это несправедливо!» выскочил из кабинета вслед за подбитым оборотнем. Побежал разносить вести на своем коротком хвосте. Стой, стой. Или это я несправедлив, а он просто сочувствует так?
– Дети… – медленно сказал Лес, обводя взглядом класс. – Молодые люди.
Поднял руку – и начертил перед собой переплетение серебряных линий.
Полувзрослые и взрослые птенцы, они молчали. Они медленно начали подниматься, не сводя с него взгляда. Вставали по одному, и каждый ждал, ждал, единственного слова, которое учитель скажет, прощаясь.
– Давайте. Ответьте на последние три вопроса. – Горло стало сухим, как наждак, и глаза слезились. Он сглотнул – и сказал их, эти слова, которые завершили в них ту, первичную, чудную алхимическую реакцию:
– Что есть смесь ветра и воды?
– Туман – нестройно ответил класс.
– Что есть смесь Ветра и земли?
– Пыль… – Пыль медленно оседала в воздухе, не боясь их неуверенных голосов.
– И последнее. Что… Есть… Смесь ветра и … Огня?
Класс думал. И наконец кто-то сделал шаг вперед – маленький, незаметный – и, глядя на летящий в воздухе серебристый знак, коснулся его, первый раз обретшего реальность, и уверенно сказал:
– Свобода…
Они по очереди клали на него руки, они медленно подходили к знаку, плывущему в воздухе.
Они касались его и уходили домой.
…Эту неделю приходилось жить в одиночку.
Пока Мария не возвращалась – наверное, до неё не доходили вести о происходящем в родном городе. Хоть бы уехала. Это к лучшему – ни пьяные драки, ни огромный нетопырь, ни отчуждение ее не заденут…
На улице не подходили.
В лес он уходил всё чаще и чаще, особенно во время дождя, и никто ему наконец-то не мешал – и однажды, разгребая в поисках чего-нибудь интересного траву на мокрой поляне, обнаружил изъеденный годами и обглоданный временем рог.
Он принес его домой и повесил на стену рядом с кинжалом. С тех пор, коснувшись его рукой, он обретал собеседника, жившего в прошлом веке. Тот дожил до старости, не меняясь, и только рог да ещё пара легенд о подвигах святого Егория свидетельствовали о нём.
Подвиги святого Егория, якобы укротившего единорога.
Новости не сильно волновали его – когда изменился он, изменился его текст, но счастливый финал оставался неизменным. Революция близилась к концу. Погода была в самый раз для того, чтобы отсидеться дома, но он весь день бродил по намокшему перелеску, подальше от тех, кто мог его увидеть, и как раз собрался домой, когда на дороге показался бегущий во весь дух Любимчик, которого подгоняла грозовая туча нехорошего оттенка. Интересно, как он ухитряется везде меня находить, подумал Лес и не стал прятаться в кустах, хотя и очень хотелось.
Мокрый до нитки Любимчик остановился перед ним, как конь на скаку. В небе прогремело.
– Как дела во внешнем мире? – Лес ухватил его за отвороты куртки и не дал упасть. – Куда ты так летишь? Что случилось?
– Вы опаздываете на суд! – выпалил Любимчик. – Первое заседание! Суд про оборотня!
– Что?
Лес был немного ошарашен.
– Видишь ли, – осторожно произнес он, беря Любимчика за плечо, – я не хочу туда идти. Там уже за меня все сделали. Я заперт здесь, уволен с работы, несправедливо обвинен, и меня чуть не убили, а потом оправдали. Что-то неясно?
– Но вы же должны были там появиться…
– Нет. Там уже все закончилось. А приходить туда … Зачем туда приходить?
– Они оправдают вас без вашего присутствия?
– Нужно им мое присутствие – фыркнул он. – А мне это, извини, и так… противно. Что скажут, то скажут. Я тут уже не при чём.
Вот, опять отрываюсь на подростке, подумал Лес. Еще недавно хорошо выступил, и вот… Или я ему объясняю? Откуда вообще этот зуд на языке – честно и откровенно объяснять все даже этому мелкому хулигану? От одиночества?
