Она сможет. Просто не обращать внимания. Все будет о'кей.
— А вы мне понравились, — откидываясь на сиденье и пряча краску в карман, с прямотой человека, каждый день готового умереть, улыбнулся солдат. — И когда закончится вся эта никому на фиг не нужная заваруха, я бы с радостью пригласил вас на танцы с парой стаканчиков, что скажете? Вы бы надели платье, а я — костюм. Хоть я и не умею носить всю эту мудреную дребедень, чтобы там ни доказывал мой старик, но танцевать умею. Он у меня портной. Держит небольшую лавку. Можете не хмыкать, сержант, я вернусь, вот увидите. И мать больше не будет плакать. Если, конечно, какая-нибудь косоглазая сволочь завтра не отстрелит мне чертову задницу или еще что-нибудь поценнее! Я намерен выиграть эту войну, но, как знать, может, эта музыка — последнее, что я слышу в этой гребаной жизни.
— Да заткнись ты уже, — буркнул Билл, не отворачиваясь от иллюминатора.
Магнитофон продолжал напевать.
О, давай, дикая штучка,
Зажигай, дикая штучка…
— Если здесь будешь молчать, тебе начнет нашептывать Дьявол, — ни к кому конкретно не обращаясь, констатировал Зак, засовывая за щеку новый мякиш табака. — Мы все у него под пятой, парни. Мы все у него под пятой.
Невольно вслушиваясь в беззлобную перебранку солдат, сопровождаемую воплями музыки и грохотом лопастей, Кейт посмотрела на несущиеся под ними джунгли, по которым кроваво расплескался закат.
Девушка вздохнула. Сейчас они тоже были на своей войне и тоже были солдатами.
К госпиталю они прибыли, когда уже совсем стемнело. Несколько армейских джипов, встречавших их на посадочной площадке, быстро доставили группу к главному зданию медицинского комплекса.
Кейт никогда в жизни так близко не видела войну.
По пути им попадались отдельные группы солдат, которые, вытянувшись в цепочку, что-то тихо распевая, неторопливо брели вдоль дороги, разрушенная сторожевая вышка, от которой остались только опоры и фрагмент лестницы. Окопы с защитой из мешков с песком, укрытые кусками листового металла, с бойницами для круговой обороны.
А на одном отрезке пути стелящийся по обеим сторонам дороги лес внезапно кончился, словно срезанный огромным ножом, уступая место унылой выжженной местности.
— Напалм, — буркнул Мешадо, отвечая на немой вопрос Недельской, которая, присмирев после разговора с солдатом в вертолете, пугливо смотрела по сторонам. — Скорее всего, авиационный удар, ррраз! — и как не было ничего.
— Я видела… фотографии. Но не думала, что все так… — Марина сглотнула подкативший к горлу ком.
— Жестоко, страшно, обыденно? — закончил за нее Мешадо. — А как оно должно быть? Солдат в вертолете был прав — это война. Или ты, как Никсон, думаешь, что все эти снимки подделки?[18] — Он хмыкнул. — Всем поначалу кажется, что мир на фотографиях где-то далеко, что это чья-то другая жизнь и чьи-то проблемы. Но когда ты сталкиваешься с этим лицом к лицу, многое невольно пересматриваешь по-новому. На нашей работе всегда так, это неизбежная часть ремесла. Привыкнуть сложно, но со временем получается. — Он снова невесело хмыкнул своему каламбуру. — Со временем…
Военно-полевой госпиталь состоял из нескольких больших палаток, столовой, автостоянки и склада медикаментов. Затормозив, джипы остановились на стоянке перед вертолетной площадкой, возле которой были сложены бочки с топливом.
— Хэй, капрал! — сидящий в первой машине сержант окликнул спешащего куда-то паренька, пока Кейт наблюдала, как в медицинский вертолет загружают носилки с лежащим на них спеленатым простынями человеком. — В какой из палаток находится послеоперационное отделение?
— Вон в той, сэр!
Ночные джунгли пахли сыростью, со сладковатым привкусом авиационного топлива. Мешадо хлопнул себя по щеке, прибив какого-то насекомыша. По знаку сержанта выбравшись из джипов, Кейт и ее команда отправились вслед за своим провожатым в одну из палаток.
— Сержант Грант, мэм. Нам нужно увидеть Пита Муна, капитана 1-го батальона, 9-го разведывательного эскадрона, — потребовал сопровождающий команду Кейт сержант, подойдя к столу, тускло освещаемому настольной лампой, на которую была накинута салфетка, приглушавшая свет, за которым дежурила медсестра, что-то бегло вносившая в тетрадь мелким убористым почерком. — Эти люди хотят говорить с ним.
— Вы, наверное, из газеты, — оторвавшись от письма, женщина закрыла тетрадь и оглядела вошедших. — Мне говорили, что вы придете. А Питти у нас теперь настоящий герой. К нему часто наведываются. Будете брать интервью?
— Что-то вроде того, — стаскивая с головы тяжелую каску и с облегчением встряхивая непослушными волосами, Недельская наморщила носик, когда мимо проскользнула сестричка с наполненной уткой в руках, от которой разносился резкий аммиачный запах.
Кейт же насторожилась, услышав из-за перегородки, отгораживающей вход от основного помещения, где содержались проходящие курс реабилитации солдаты, обрывочные трели губной гармошки. Что-то в них показалось ей смутно знакомым.
— Идите за мной, — встав из-за стола, медсестра отогнула внутренний полог палатки, делая приглашающий жест.
— Проведайте парня, а я пока займусь документами о его переводе, — кивнув агентам, сержант Грант покинул палатку.
Кейт, Мешадо и Недельская прошли в палату вслед за медсестрой, которая подвела их к смежным койкам, которые занимали двое солдат с забинтованными головами. У одного из них — чернокожего — была ампутирована рука.
— Вот они, наши герои, — с ноткой гордости доложила сестра.
— Девочка, ты ничего не напутала? Рука это, конечно, хорошо, — понижая голос, проговорил Мешадо, покосившись на Недельскую. — Но Гай Метьюз белый.
— А он нас и не интересует, — пожала плечами Марина. — Нам нужен его сосед.
— Но у него же забинтовано лицо.
— Именно! — Недельская подняла вверх пальчик с холеным ноготком. — Вражеская корпорация наверняка знает Гая в лицо, поэтому бинты только играют нам на руку. Кейт, что с тобой?
— Пока не знаю, — неопределенно откликнулась та, обводя палату настороженным взглядом.
— Пит, к тебе снова журналисты, — тем временем приветствовала пациента сестра.
— Опять, да? Кто на этот раз? — настороженно зашевелился на койке пилот.
— «Старз энд страйпс».[19]
— Опять пришли раздувать байки? — устало поинтересовался Пит. — У меня уже взяли интервью восемь газет, и все они врали. Обманывали про то, что я умирал и воскресал снова…
— А что, то, что про вас говорят, это неправда? — настороженно поинтересовалась Недельская.
