Я кивнула. Миссис Кобравик надела очки, которые носила на латунной цепочке на шее.
– В самом деле? Всего-то? Мне помнится, ты в кого-то стреляла.
– В целях самозащиты – да.
– Ну, да не важно. Я – ментор, а не судья. Ты сожалеешь о своих преступлениях?
Ответ на вопрос был сложным. Я не сожалела о том, что хранила пистолет отца. Я не сожалела, что стреляла в Джекса после того, как тот стрелял в Вина. Я не жалела о сделке, что заключила с Чарльзом Делакруа, ведь он обеспечил безопасность моего брата и сестры. Я ни о чем не сожалела. Конечно же, я ощутила, что произносимые мною слова неправильные.
– Да, – ответила я. – Мне очень жаль.
– Хорошо. Тогда завтра, – миссис Кобравик сверилась с календарем, – семнадцатого сентября 2083 года, город Нью-Йорк решит, что Аня Баланчина успешно прошла реабилитацию. Удачи тебе, Аня. Быть может, соблазнам мира сего не удастся привести тебя к рецидиву.
***
Настало время отбоя, когда я вернулась в спальню. Я добралась до своей койки, которую делила с Мышью последние восемьдесят девять дней, она зажгла спичку и предложила сесть рядом с ней. Она протянула мне свой блокнот.
«Мне нужно попросить тебя кое о чем, прежде чем ты выйдешь», написала она мне на одной из своих драгоценных страниц. (Ей их выделяли 25 на день)
– Конечно, Мышка. Они отпускают меня рано утром. – Я рассказала ей новости, но она лишь покачала головой. Она передала мне еще одну записку.
«После Дня благодарения или даже раньше. За хорошее поведение или, быть может, за то, что я трачу много бумаги. Суть в том, что я лучше останусь здесь. Из-за своего преступления я никогда не смогу вернуться домой. Когда я выйду, мне будет нужна работа».
– Хотела бы я помочь, но… – Она прикладывает ладонь к моим губам и передает мне очередную записку. Очевидно, мои ответы были столь предсказуемы.
«НЕ ГОВОРИ «НЕТ»! Ты можешь. Ты очень могущественна. Я много думала об этом, Аня. Я хочу стать шоколадным дилером» .
Я рассмеялась, поскольку не смогла представить ее за подобным занятием. Девчонка пяти футов ростом и совершенно немая! Я повернулась к ней и, судя по выражению ее лица, она не думала шутить. В этот момент спичка догорела, и она зажгла еще одну.
– Мышка, – шепчу я. – Я не связана с «Шоколадом Баланчиных» подобным образом, а если и была бы, я даже представить не могу, почему ты хочешь такую работу.
«Мне семнадцать. Я немая преступница. У меня нет близких, нет денег, образования».
Ее можно было понять. Я кивнула, и она передала мне последнюю записку.
«И ты мой единственный друг здесь. Я знаю, я маленькая и слабая, как мышка, но я не трусиха и готова на все. Если ты позволишь мне работать с тобой, я буду предана тебе всю оставшуюся жизнь. Я умру за тебя, Аня».
Я сказала ей, что не хочу, чтобы кто-то еще умирал за меня, и задула спичку. Я вылезла из койки Мыши и направилась в свою, где довольно быстро заснула.
Утром, когда она написала мне, а я попрощалась, она не упомянула о том, что просила меня помочь ей стать шоколадным дилером. Последнее, что она написала мне, прежде чем за мной пришла охрана:
«Увидимся, А. Кстати, меня зовут Кейт».
– Кейт, – произнесла я. – Приятно познакомиться.
В одиннадцать меня заставили переодеть комбинезон «Свободы» на уличную одежду. Несмотря на тот факт, что меня забрали из школы, в тот день на мне была надета униформа Троицы. Я так к ней привыкла. Даже три месяца спустя, натягивая юбку на бедра, я ощутила, как мое тело жаждет вернуться в школу, особенно в Троицу, где на прошлой неделе без меня начались занятия. После того, как я переоделась, меня отвели в комнату для свиданий. Целую жизнь тому назад я виделась в этой же самой комнате с Чарльзом Делакруа, но сегодня там меня поджидали мои адвокаты, Саймон Грин и мистер Киплинг.
– Я выгляжу, как человек, который прошел через многое? – спросила я у них.
Мистер Киплинг оглядел меня, прежде чем ответить.
– Нет, – сказал он наконец. – Ты выглядишь очень даже неплохо.
Я вышла на душный сентябрьский воздух и попыталась не принимать близко к сердцу потерю лета. Будет и другое лето. Другие парни. Я сделала глубокий вдох, пытаясь вдохнуть щедрую порцию воздуха в легкие. Я ощутила запах сена и отдаленный запах чего-то сернистого, гнилого, быть может, жженого.
– Насколько я могу помнить, свобода пахнет несколько иначе, – заметила я своим адвокатам.
– Нет, Аня, это всего лишь река Гудзон. Снова где-то пожар, – зевнув, ответил мистер Киплинг.
– Что на этот раз? – спросила я.
– Как обычно, – ответил мистер Киплинг. – Что-нибудь с низким уровнем воды и химически загрязненное.
– Боюсь, нет, Аня, – добавил Саймон Грин. – Город окончательно пришел в упадок после твоего ухода.
***
Когда мы вернулись в мою квартиру, лифт не работал, поэтому я сказала мистеру Киплингу и Саймону Грину, что им нет необходимости провожать меня до дверей. Наша квартира находилась на уровне пентхауса – на тринадцатом этаже. В доме был лифт, из-за суеверия этаж переименовали в четырнадцатый. Тринадцатый же он или четырнадцатый, наверх был путь неблизкий, а сердце мистера Киплинга было еще слабо. Мое же, напротив, было в потрясающей форме, так как я провела лето в «Свободе», выполняя изнурительные спортивные упражнения, иногда по три, иногда по четыре часа в день. Я похудела и стала сильной, так что была в состоянии подняться по лестнице. (Немного в сторону: не слишком ли добавить, что в то время как мышцы моего сердца были в потрясающей форме, самому сердцу, несомненно, было лучше? О, невероятно, но это так. Не судите меня слишком строго.)
Оставив свои ключи (и другие ценные вещи) дома, я была вынуждена позвонить в дверь. Имоджен, которая осталась заботиться о моей сестре, отозвалась:
– Аня, мы и не слышали, что вы приехали! – Она просунула голову в прихожую. – Где мистер Киплинг и мистер Грин?
Я сообщила ей о состоянии лифта.
– О, милая. Должно быть, это произошло только что. Быть может, он наладится сам собой? – она радостно улыбнулась.
Что? В моей жизни хоть что-нибудь налаживалось само собой?
Имоджен сообщила, что Скарлет ждет меня в гостиной.
– А Нетти? – спросила я. Она должна была вернуться из лагеря одаренных детей еще четыре недели назад.
– Нетти… – колеблясь, произнесла Имоджен.
– Что-то случилось? – Я почувствовала, как забилось мое сердце.
– Нет. С ней все хорошо. Она ночует у подруги, – покачала головой Имоджен. – Готовит проект для школы.
Я изо всех сил попыталась не выдать своих чувств:
– Она сердится на меня?
Имоджен поджала губы.
– Да, немного, я думаю. Она была расстроена, когда узнала, что ты солгала о поездке на «Свободу». – Имоджен покачала головой. – Ты знаешь подростков.
