— Это великолепно... это прекрасно... — в экстазе повторял он. — Вы не умеете пользоваться своими телами...
Несколько затрещин Дагсов привели его в чувство. Он начал рассказывать...
— Это был прекрасный сон... — Пекки прикрыл глаза. — Я поднимался в воздух... было чудесно... у меня были такие черные плоские крылья по бокам, что показывают иногда в визоре... Воздух двигался вместе со мной... было чудесно прохладно... — он говорил все тише, как бы размышляя вслух. — Рядом летела Моози... у нее были яркие зеленые крылья... четыре крыла... и она так трепетала ими, что мне стало жаль, что я всего лишь Пекки...
Из угла донеслось звучное бульканье.
— Тавегнер просит, чтобы ты говорил громче, — и глухое бульканье подтвердило правоту этих слов.
— Хорошо... я буду говорить громче, — Пекки словно встряхнулся. — Комната была все меньше и меньше, — продолжал он, — и все становилось зеленым. А внизу летели оба Дагса, летели туда же, куда и мы... и было чудесно. Небо, к которому я летел, было большим экраном визора... и я мог передвигаться в любом направлении...
Из угла, в котором стояла коробка с Моози, раздалось тихое всхлипывание. Снорг подполз к ней.
— Тебя расстроил его рассказ? — спросил Снорг, приглядываясь к Моози. В отличие от Пекки, у нее были все конечности, правда, хилые, недоразвитые.
— Дело не в Пекки, а в Тавегнере, — проговорила она сквозь слезы. — Во время рассказа Тавегнер попросил, чтобы я перевела слова Пекки по буквам... и знаешь, он сказал...
Снорг выжидательно кивнул.
— Он сказал, что хочет идти на размол вместо Пекки...
— На размол? — не понял Снорг.
— Пекки это давно уже открыл, — сказала Моози. — Он внимательно анализирует все, что говорят в визорах. Из нас выберут только лучших... тех, кто сложен более правильно, а остальных — на размол.
— Так, как показывают на экранах, когда говорят, что это война? — уточнил Снорг.
Она кивнула головой.
— Положи меня рядом с Пекки... — сказала Моози. — Дойдя до конца своего прекрасного сна, он всегда расстраивается.
Снорг с большим трудом вытащил Моози из коробки, перенес в уголок, где лежал Пекки, и тут же поспешил вернуться — Тиб начала пачкаться. Он присоединил к ней присоску. Потом изо всех сил ухватился за ее бедра и, приподнявшись, встал на колени.
— Не делай больше так, хорошо?.. — сказал он, глядя на Тиб. Она наклонила голову и посмотрела в его лицо, искаженное от напряжения. Ее оттопыренные ушные раковины просвечивали на свету. Они показались ему необычайно прекрасными. Снорг сильнее стиснул одеревеневшие челюсти, ухватил Тиб за плечи и почувствовал, что она ему помогает, не отодвигается, а изо всех сил старается держаться прямо, чтобы служить опорой. Она по-прежнему смотрела в его лицо. В ее приоткрытом рту были видны зубы. Снорг почувствовал себя большим, громадным... Он стоял, впервые в жизни стоял на своих парализованных ногах. Он смотрел теперь на нее даже немного сверху вниз... на высокую, до потолка, Тиб.
Все умолкли. Снорг решил сделать шаг. Он чувствовал в себе силы... И вдруг увидел, как одна из ног перемещается в ее направлении...
— Тиб!.. Иду!.. — Это должен был быть крик, а вышел всхрап или всхлип. Вдруг все закачалось, и Снорг рухнул на пол как подкошенный.
В Комнате были еще два других постоянных обитателя, с которыми Снорг никогда не общался, хотя они использовали одну и ту же аппаратуру: когда Снорг был активен, они спали. Их звали Аспе и Дульф. Аспе формой напоминала Тавегнера, правда, была меньше его. Пекки говорил, что она очень сообразительная и зловредная. Она никогда не снимала искусственных рук и часто досаждала с их помощью Пекки или Тавегнеру. Снорг очень хотел поговорить с ней или с Дульфом, который лежал неподвижно, свернувшись, как эмбрион, и его необычайно морщинистая кожа наводила на мысль о дряхлой старости, хотя он был того же возраста, что и все.
Тиб перестала пачкать в Комнате, она научилась подходить к Сноргу, когда испытывала нужду, и Снорг обычно успевал с присоской. Тиб начала реагировать на него: случалось, она переходила в ту сторону Комнаты, где лежал Снорг, подолгу стояла поблизости, глядя на него. Она стала значительно активнее, чем раньше.
— Я недооценивал тебя, Снорг, — сказал как-то Пекки. — Ты молодец... сумел установить контакт с этой худой... — Он никогда не говорил о Тиб иначе, как «эта худая». — Мне это не удалось, хотя я очень старался... Ты изменился, Снорг, — продолжал он. — Раньше ты напоминал окровавленного зверя... теперь на твоем лице видна мысль.
Зверь — это что-то жестокое, бессмысленное и чудовищно сильное... Снорга обрадовало мнение Пекки, и он знал, почему Пекки так считает. Снорг начал воспитывать в себе упорство и силу воли. С того момента, когда он заставил беспомощные ноги сделать первый шаг, воля стала для него наиважнейшим помыслом. Вскоре он мог уже делать много шагов, хотя часто это кончалось рискованным падением.
— На моем лице видна воля, — ответил он на слова Пекки.
Пекки лежал, приподняв голову, и смотрел на него.
— Это правда, — сказал он, — черты твоего лица отвердели, уголки рта опустились... Ты должен спешить, Снорг. Я чувствую, нам недолго осталось быть вместе.
Снорг решил научить Тиб говорить. Пекки посоветовал ему сделать так, чтобы она почувствовала вибрацию голосовых связок на гортани. Снорг ухватился за ее бедра, чтобы встать, но сделал это очень резко, и Тиб упала. Впервые он видел ее лежащей.
Вскоре Тиб пришла в себя и села. Снорг взял ее за руку и положил ладонь Тиб себе на горло.
— Тиб, — сказал он, показывая на нее пальцем.
Она по-прежнему молча смотрела на него.
— Тиб, — повторил он.
Казалось, она была испугана.
Снорг погладил ее по щеке, коснулся розового ушка и остолбенел: у Тиб не было ушного отверстия.
— Пекки! — закричал он, и челюсти его послушались. — Ты гений!.. Она совсем глухая... только на ощупь... ты был прав...
С новыми силами Снорг начал повторять ее имя. Наконец после долгих попыток губы Тиб шевельнулись, и она издала звук «грхб» — сдавленный и глухой. Она встала и несколько раз повторила его.
— Гырдб... гхдб... — говорила Тиб все громче, расхаживая по Комнате.
Тиб училась быстро. Вскоре она уже выговаривала свое имя, имена Снорга и Пекки и несколько других слов. Пекки считал, что зрение у нее недоразвито и большую часть информации она получает осязанием. Однако Пекки признавал, что не может разобраться, то ли это физиологический недостаток, то ли мозг Тиб не в состоянии должным образом обрабатывать зрительную информацию.
