В доме Око-лонга никогда не употребляли в пищу продукты, подвергавшиеся в той или иной степени химической, биологической, радиоактивной или какой-либо иной обработке. Не говоря уже вообще об искусственной пище. Положение, которое занимал в обществе многосторонний, позволяло ему вести такой образ жизни.
Слепач сделал Око-лонгу знак, означающий, что все готово, и исчез.
— Прошу к столу, — сказал многосторонний.
Он первым занял место в центре. Сезулла Нэил села справа от него. Остальные гости расположились кто как хотел.
И долгожданный праздник начался.
Юбилей Око-лонга набирал все большую силу небывалого веселья, безудержно распространяясь по Зеркальному Подвальчику.
Радостный смех, звон алмазных бокалов, возбужденные голоса собравшихся сменялись эстрадно-театральными представлениями самых популярных артистов планеты. Дивно плавающие в воздухе радужные пузыри хмельных напитков и опьяняющие ароматы изысканных и редчайших блюд вдруг уступали место бодрящему и вселяющему безграничное личное счастье психовоздействию фокусников-душетворителей.
Зеркальный Подвальчик то плыл в бескрайние просторы морей, то барахтался в бурном потоке любовных страстей, то взмывал в захватывающую дух небесную высь, то погружался в кружащие сознание цвето-музыкально-иллюзионные бури, превращаясь в бесконечную площадку самого супермодного времяпрепровождения. Он вмещал как будто бы всех и все. Программа вечера, похоже, была неисчерпаемой и настолько многообразной, что без остатка вовлекала каждого в свой гигантский круговорот высокого искусства понимания истинных, волнующих душу творений. Она порождала величайшие возможности видеть, знать, получать и обладать всем этим удивительным миром желаний и удовольствий. Венцом происходящего постоянно оказывалась столь необходимая и сладостная психологическая разрядка.
Однако у Сезуллы Нэил все получалось как-то невпопад. Она очень старалась успеть вовремя засмеяться, сменить один наряд на другой, надеть самое модное губное платье, выйти, зайти, пошутить, улыбнуться, закричать, промолчать, сказать, дышать громко или вообще не дышать, смотреть — не видеть…
Нэил очень старалась. Очень, очень. Но Око-лонг, не помышляя о том, все-таки уловил ее внутреннее беспокойство, ее легкую неуверенность. Нэил как бы раздвоилась. Одна Сезулла мелькала здесь, но другой, которую Око знал всегда, рядом не было. Впервые в своей жизни многосторонний не ощутил повседневной доверчивой близости Нэил.
Исподволь он стал присматриваться к своей жене. Пожалуй, во всем ее существе только глаза оставались чем-то живым, ищущим. Глаза, которые в начале юбилея смотрели на Око с какой-то странной тревогой и будто бы смутной надеждой. Глаза, которые немного позже наполнились тихой грустью и приглушенной печалью. Глаза, которые уже перед тем, как Чонки-лао пригласил многостороннего в нишу соседнего подвальчика, стали такими далекими и словно чужими, затаив в своей глубине мучительные желания.
Нэил теперь не смотрела в сторону мужа. Око-лонг почувствовал, что она замкнулась в себе. Похоже, ей не нужны были никто и ничто.
«Что же с ней случилось?» — мучился Око-лонг. Многосторонний не пытался выяснить у нее причины душевного беспокойства. Он хотел сам понять суть происходящего.
С такими неприятными мыслями Око-лонг вырвался из очередного вихря светомелькающей пьесы о современниках и направился к Чонки-лао.
— Вам не понравилась пьеса? — поинтересовался тот, когда многосторонний пересек нишу. Ниша сегодня была слишком эластичной и слегка пружинила под ногами.
— Разве нам с вами она может понравиться? — Око-лонг сделал освещение в комнате еще более приятно-голубым и подумал: «Видимо, Чонки-лао заметил мое настроение. Надо быть разумнее».
Было тихо. Только слабый морской ветерок дышал каждому в грудь. Приятно так отдыхать…
Чонки-лао не решался спрашивать о причине сегодняшнего отсутствия Око-лонга в Соединении после полудня. Ему не терпелось поскорее рассказать многостороннему кое-что важное. Новости были у него самого.
Чонки-лао, конечно, заметил, что Око-лонг чем-то обеспокоен. Он невольно связал этот факт с событиями дня. И еще он подумал о том, что незачем откладывать столь необходимый разговор.
— Есть некоторые рапорт-данные, которые не терпят отлагательства, — резво начал Чонки с важным выражением лица.
Око-лонг взглянул на него с безразличием и даже зевнул, но это не смутило Чонки, поэтому он, по обыкновению витиевато, продолжил:
— В мой подсобный отдел вашего Соединения сегодня пришла одна из наших работниц. Она рассказала об очень странном происшествии и выдвинула неслыханное обвинение.
Око-лонг по-прежнему умело вроде бы и не проявлял достаточного интереса к сообщению.
— Я понимаю, дуо, — как бы извинялся Чонки, — что момент, может быть, не совсем подходящий, но информация, как мне кажется, в любом случае поможет вам… — он хотел добавить о настроении Око, явно не восторженном, но передумал.
— Да-а-а… Чонки… Не вовремя… — Око задумался. — Так в чем мне надо помочь?
Чонки-лао сразу стало неловко от такого вопроса шефа. Многосторонний редко нуждался в чьей-либо помощи. Чонки-лао это понимал. И вообще, он не имел права намекать на какие-либо личные эмоции Око-лонга.
— Но случай слишком необыкновенный… — стараясь сгладить остроту, сказал Чонки-лао.
— В подсобном отделе обыкновенного не бывает, — возразил Око.
Чонки-лао уже сожалел о том, что так неудачно начал разговор. Он потерялся в догадках, как выпутаться из создавшегося положения. Ему было неприятно, что Око-лонг разговаривал с ним подобным образом. Слова многостороннего казались ему обидными, хлесткими и обжигающими пощечинами. Не по заслугам. Но он был уверен: Око-лонг не останется безразличным, когда узнает, в чем дело. Поэтому Чонки-лао протараторил быстро, чтобы его больше не перебили:
— Сегодня днем после обеда нашли труп изыскателя Тайфа Ломи. Он находился в доме исполнительницы Эллеи Тис. Следов насилия на теле мертвого не обнаружено, — Чонки-лао увидел, как Око шевельнул ушами. — Эллея сама сообщила об этом, умоляя нас предпринять попытку оживления изыскателя, мотивируя свои действия тем, что еще не поздно.
— Она знает, при каких обстоятельствах, когда и как он погиб? — вдруг спросил Око-лонг.
— Когда он умер, она не знает. А насчет того, убит он кем-то или нет, вопрос остается открытым. Хотя и есть некоторые подозрения… на Сутто Бруинга.
У Око приподнялись пышные брови, но он ни о чем не спросил, поэтому Чонки-лао, не останавливаясь, понесся дальше:
