— Тут он… Там, под подушкой! — сказал Марк, смотря на мать с легкой досадой и облегчением.
— И нам не страшно! — послышалось из-под подушки. — Ой…
Небо опять громыхнуло.
— Иди, спи, мы тут… справимся.
Что бы ни случилось, думал Ренато. Теперь — что бы ни случилось, дорога одна. Я выбрал свой мир, даже если не могу понять свое место в нем.
Денизы больше не было — исчезла, как многие до нее. Теперь вместо Денизы в комнате убиралась какая-то кудрявая блондинка, робкая и упитанная. Кажется, раньше она иногда приходила в гости к кухарке… теперь, выходит, принадлежала к домашней челяди. Пустое пространство заполняется по своему усмотрению…
Жалеть о Денизе было бессмысленно. Все равно что страдать о промелькнувшем сне… сны заканчиваются, таков порядок вещей.
Но голосок Микаэлы еще звенел за окном, девчонка смеялась, рассказывая какую-то байку садовнику. Слов не разобрать, просто звенит задорная пчелка, и чудится — не иней за стенами, а сочные весенние травы.
Как я не хочу, чтобы ты покидала меня, думал Ренато. Пускай ты вымысел, но я на самом деле тебя любил. А может, ты все же есть? Как награда… Или — как маячок, чтобы я наконец вспомнил?
Не для того ли ты рассказывала о цветах Ашуана, чтобы я пристальней всмотрелся в эти лица?
Древний, пожелтевший от времени альбом лежал на коленях. С фотографий смотрели ровесницы его правнучки.
Шестеро — веселых и грустных, едва отметивших совершеннолетие. Кто знает, может, все они обречены погибнуть скоро — кто от болезни, кто в автокатастрофе — а если кто уцелеет, жизнь ее не пощадит?
Шестеро тех, чьи имена он с трудом вспоминал.
— Микаэла, девочка моя, — прошептал старик. Тяжелые веки опустились, слезы потекли по щекам. Не будет Микаэлы. И не было никогда.
За календарем он следить давно перестал, привык, что живет в прошлом самом разном — куда закинет, то и его. Но несколько дней подряд жизнь шла одна и та же, и Ренни ходил в школу, наконец увидев приятелей, и мать разговаривала по телефону с отцом, у которого был теперь другой дом.
Подкинуло, когда ненароком глянул на календарь. Вот он, день, в одном шаге — можно обвести красным, чтоб не потерять, чтоб наверняка…
Или черным.
И его, кажется, надо будет снова прожить…
Ренни проснулся, когда небо едва посветлело. За окном переругивались едва пробудившиеся вороны. У стекла покачивалась одинокая кленовая ветка, праздничной, багряно-золотой была она в солнечные дни. А сейчас будто маятник, отсчитывающий время, напоминала.
Хотелось встать и убедиться — все в порядке.
Ренни поднялся, прошел на цыпочках по коридору, прильнул ухом к двери. Тихо…
Он вернулся к себе, долго лежал, разглядывая потолок. Ждал, сам не зная чего. Звука, который позволит понять — Марк больше не спит?
Так ведь в прошлый раз никто ничего не понял… почему должен понять сейчас?
А заговорить нельзя.
Может быть, старик Ренато не сомкнул бы глаз больше. А Ренни был только ребенком, и просто валяться в постели не мог. Его одолел сон.
Разбудил мальчишку резкий звук — то ли хлопнувшая дверь, то ли рычание промчавшегося мимо автомобиля. Ренни подскочил, будто ядовитого паука рядом с собой углядел. Сколько времени прошло и где Марк?
Стараясь не скрипнуть половицей, пробрался по коридору к двери в комнату старшего брата. За ней по-прежнему царила тишина. Не выдержав, потянул на себя створку, заглянул внутрь.
В комнате было светло — Марк не задергивал штор на ночь, и летом первые солнечные лучи падали на пол и на постель. Сейчас солнце пряталось за легкой матовой дымкой на небе. Старые настенные часы показывали без пяти десять, маятник двигался вправо и влево, отсчитывая секунды.
Мальчик осторожно подошел и остановил часы — вряд ли привычное постукивание могло разбудить человека, и все же…
Марк еще спал, по лицу не понять было, снится ли ему что-то или он просто отсутствует в любой из реальностей. Ренни присел рядом и смотрел, как дерево за окном покачивает лохматыми оранжевыми ветками, и вертится на подоконнике воробей.