Как-то раз, оставшись с Феликсом наедине, Джуд вспылила, заявив, что не может нормально играть, когда на площадке так много посторонних лиц.
– Не играй, – сказал Феликс. – Будь собой. Так лучше.
– Ты издеваешься, да? – зашипела Джуд.
– Нет. Мне правда нравится, когда ты выглядишь естественной в объективе. Когда вы все выглядите естественно. Поэтому я вас и собрал.
– А Мишель Ренни?
– Что?
– Она ведь не снимается в фильме.
– Считай, что она консультирует меня по некоторым вопросам.
– Ты это серьезно?
– Абсолютно. Например, завтра Мишель отведет меня в центр, где я смогу встретиться с представителем вахов.
– С человеком, который представляет вахов, или с настоящим вахом?
– Настоящим вахом.
– Круто, – Джуд присвистнула.
– Я тоже думаю, что это круто, – просиял Феликс, и Джуд поймала себе на мысли, что когда он вот так улыбается, то становится похож на Келлера. Несильно, но все-таки похож.
– Такое чувство, что Мишель увлекла не только Келлера, но и тебя.
– Считай, что я отношусь к ней, как ребенок относится к другу родителей, который постоянно дарит ему игрушки, – Феликс улыбнулся шире.
– Это хорошо, – Джуд улыбнулась в ответ. – А то я уж испугалась, что потеряю и тебя.
Она ушла, а Феликс еще долго наблюдал за ней: как Джуд читает наброски предстоящих диалогов, изучает наспех построенную в павильоне комнату, которая принадлежит ее героине. Затем Феликс отыскал взглядом Мишель.
За последние несколько недель она изменилась, смешалась с толпой, перестав выделяться. И перемены были не только в одежде, утратившей официальность и вычурность политика. Перемены были во всем. Ее меняла съемочная площадка, люди вокруг, Йона Келлер. Она захлебывалась в этом новом многообразии. Оно обрушивалось на нее гигантскими волнами. Но Мишель была хорошим пловцом – Феликс понял это, когда отправился с ней на прием к представителю вахов. Ничего от прежней Мишель, которую он видел на съемочной площадке, не осталось. Это снова был сухой, вычурный ученый, мутирующий много лет назад в политика, но еще сохранивший свои прежние черты.
Но все эти мысли отошли на второй план, как только Феликс увидел ваха. Настоящего, живого, в странном переливающемся скафандре, за мутной поверхностью которого с трудом угадывался похожий на человека образ.
В комнате было тихо и жарко. В комнате, куда они с Мишель спускались на скоростном лифте почти четверть часа. «Интересно, как глубоко мы сейчас под землей?» – подумал Феликс. Он слышал прежде, что у вахов существуют тоннели, ведущие с поверхности по ряду лабиринтов в их города, но никогда не придавал этому значения. Вахи просто были – и все. Всегда были. И Феликсу они не были интересны. Тем более что он всегда считал, что будущее где-то среди звезд, а не под ногами, не под землей. Но сейчас… Сейчас вах завораживал Феликса, пленил. Почему он никогда прежде не думал об этих существах? Почему для него существовали лишь атараксики с их полным отсутствием чувств и эмоций и никогда не было вахов? Словно вахи были низшими существами.
– У нас есть ровно двадцать минут, – тихо сказала Мишель Ренни. – Так что задавай свои вопросы быстрее.
– Не знаю, что говорить, – завороженно прошептал Феликс. – Этот вах… Он такой… такой… переливающийся! – это было единственным, что пришло ему в голову.
Неожиданно вах заговорил. Звук был глухой, булькающий, от которого у Феликса по спине побежали мурашки. Конечно, он уже слышал записи этой речи, но сейчас ему казалось, что вживую голос вахов звучит совершенно иначе.
– Он что, понимает нас? – шепотом спросил Феликс Мишель.
– База наших языков несильно отличается. Вахи не признают лишь азиатских и славянских языков, остальные для них не являются проблемой.
– Какого же черта тогда он говорит на своем языке? Это что, какой-то бзик, связанный с уважением или традициями. – Феликс вздрогнул, услышав смех Мишель. – Что тут смешного?
– Они просто не могут воспроизводить многие наши звуки, поэтому и говорят на своем языке.
– И как, черт возьми, я должен понимать его? – Феликс увидел, как вах указал ему на дисплей.
«Так лучше?» – спрашивала надпись.
– Думаю, да, – осторожно сказал Феликс, не сводя взгляда с ваха.
Снова раздался трескучий голос, и на экране появилась надпись: «Мишель сказала, ты хочешь поговорить со мной. О чем?»
– Я… – Феликс нервно облизнул губы. – Мне просто интересно… Как вы живете… Там, под землей…
– «Что именно тебя интересует?» – спросила надпись.
– Что-нибудь, – Феликс пожал плечами. – Я режиссер. Снимаю фильмы. И… – его неожиданно осенило. – А у вас есть режиссеры? Кинематограф? Литература?
– «У нас есть мифы и легенды», – сказала надпись, после того как вах протрещал и прощелкал на своем языке эти слова.
– Мифы?
– «Вы называете это мифами».
– Что ж… Уже неплохо, – Феликс обернулся и глуповато уставился на Мишель Ренни. – Ведь неплохо? Верно?
– Конечно, – дипломатично кивнула она.
– И… – Феликс шумно вздохнул, поворачиваясь к ваху. – И какие у вас есть мифы?
– «Ты хочешь поговорить о наших мифах?» – высветилась надпись.
– Ну конечно, я же режиссер. Не спрашивать же мне о деталях вашего политического устройства… Да ты, наверное, и не сказал бы, верно?
Вах что-то прощелкал в ответ, но на экране слов не появилось.
– Он только что выругался, да? – спросил Феликс Мишель Ренни.
– Возможно, – спокойно сказала она.
– Ух ты!
И снова вах что-то прощелкал. И снова на экране не появилось перевода.
– Потрясающе! – сказал Феликс и так грязно выругался, что Мишель Ренни вздрогнула, спешно одернув его.
«А он забавный», – появился на экране перевод щелчков ваха.
– Простите, я не должна была… – начала было Мишель, но вах взмахнул рукой, прося ее помолчать.
Он щелкнул что-то так тихо, что было едва слышно, но на экране появилась надпись: «Все хорошо».
Затем вах перевел взгляд на Феликса и защелкал уже громче.
«Как насчет того, чтобы послушать миф о вахе, который хотел убежать от смерти?» – спросила надпись.
– Как успехи с написанием саундрека к нашему фильму? – спросила Джуд, подходя к Келлеру.
Он согнулся в вопросительный знак, пытаясь прикурить на ветру, и обратил внимание на Джуд только после того, как задымилась зажатая в зубах сигарета.
– Надеюсь, это не одна из тех штук, что мы курили на озере Феликса? – спросила Джуд, указывая взглядом на сигарету.
– Нет, – Келлер улыбнулся, и Джуд спешно улыбнулась в ответ.
– Хорошо, – сказала она. – А то мне страшно представить, какой получится твоя музыка после тех самокруток.
