— …Уже так было! И ничего не было! Мы его пару раз только стукнули… Только пару раз! Легонько! Уже так было! И ничего не было! Он не мог от этого… Он не мог!.. Уже так было!
Молодой врач погрузил капсулу в леталку. Он и сам был белый — не румянее покойника и не румянее убийцы.
* * *
До окончания «Комистра» оставалось сорок пять минут. Ким спустился на станцию подземки; старый театр располагался на живописном островке посреди неглубокого пруда, кажется, пруд напустили уже после того, как построили здание… или одновременно?
Садилось солнце. Вернее, оно давно уже село, но в этом районе такая подсветка — в сумерках здесь включается «второй закат» и горит до самой полночи…
От подземки Ким шел через старинный квартал — двух — и трехэтажные домишки еще прошлого века, сохранившиеся здесь не иначе как в музейных целях; над озером висел реденький туман. Старый театр отражался в воде вместе со всеми своими неуклюжими колоннами, и восемь ажурных мостиков вели к нему с берегов, напоминая паучьи лапы…
Где-то жгли листву. Запах был из Кимова детства.
Зачем, подумал он устало. Где их родители… где их учителя? Почему не объяснили, чем может кончиться игра с таким вот костром из опавших листьев?
Он огляделся, пытаясь понять, откуда дым; а потом, будто по наитию, вызвал на экран укрупненное изображение театра.
Ч-черт…
— Координация? «Комистр», противопожарная система… Дистанционка есть?
— Есть, вижу картинку, даю команду… Тушение пошло.
Ким был уже над озером. Тонкая спинка моста раскачивалась, по темной воде бежала рябь. Киму казалось, что он слышит чей-то крик — тонкий, приглушенный стенами.
Дыма не становилось меньше.
— Координация? Есть тушение в «Комистре»?
— Вижу отчет о тушении в «Комистре»…
Ким попытался связаться с Александрой. Нет связи — разумеется, они все отключаются перед действом, таково условие постановщиков…
Дым валил уже из нескольких окон на нижнем этаже. Горел пластнатур. Нетоксично, зато вонь тошнотворная.
— Каманин на связи. Проверь тушение в «Комистре».
— Вижу отчет…
— А я вижу дым!.. Свяжись со службами…
— Нет ответа… Идиоты, что у них там… Прогнило все? Нет связи…
— «Комистр» на связи… Координация?
— Эй, вы, чепэшники, у вас задымление! Противопожарка работает или нет?!
— Какая… У нас нету… Отключена…
— Что?!
Ким спрыгнул с моста на неровные, под старину, плиты перед зданием театра. Перед глазами у него прыгал инженерный отчет — противопожарка в театре действительно была на реконструкции два года назад и с тех пор так и не…
Сразу несколько мыслей. Первая: почему именно сегодня? Когда чуть не на моих глазах погиб ни в чем не виновный пятнадцатилетний парень?
Вторая: ну почему до них ничего не доходит?! Кто отвечает за эту чертову пожарку, ведь отвечает кто-то…
А давай зажигать спички и кидать их на ковер?
А давай выбросим этот огнетушитель и на его место поставим стереоэкран?
Семейное зрелище. От четырех до ста четырех.
«Пусть твоя правая рука пугает их расплатой и смертью, а левая пусть успокаивает и говорит, что смерти нет, — вот как в „Комистре“…»
— Александра?!
Нет ответа.
— Координация — «Комистр» — общая тревога…
— Есть тревога. «Комистр» — тревога — пожар, пожар, пожар…
Вход в театр был устроен с элементами виртуалки; сейчас иллюзия отключилась, вместо заманчивой тьмы и замшелых фосфоресцирующих стен показались гладкие бетонные блоки и широкая металлическая дверь. Из двери, едва не сшибая Кима, выскочила женщина лет шестидесяти с двумя крохотными девчонками, которые, казалось, летели за ней по воздуху…
У женщины были выпученные от ужаса глаза. Ким успел подумать: она прежде всего спасает детей. Она из наших, из допандемных…
Люди бежали, сталкиваясь, грозя затоптать друг друга; сквозь суету и помехи в сети Ким вдруг принял вызов от Александры.
— Где?!
— Здесь дым, полно дыма…
Дым стоял стеной, выедал веки, по внутреннему Кимову экрану бежали помехи; на инженерной схеме значились четыре механические лестницы, из которых сработали две…
И вдруг — р-раз! — одновременно раскрылись окна по всему фасаду, квадратные окна, прежде скрытые металлическими шторками. Из всех одновременно хлынул дым, и Ким направил обе сработавшие лестницы к окнам третьего этажа…
В небе наконец-то появилась первая пожарная леталка.
Ким карабкался вверх. Лестница была без эскалатора; он был уже почти у цели, когда из окна второго этажа — по счастью, не прямо под Кимом, а значительно левее — с радостным хлопком выпрыгнуло, как на резиночке, оранжевое пламя.
— Сколько…
«Справка. В помещении „Комистра“ сейчас находятся триста двадцать взрослых и сто пять детей… Сто четыре ребенка… триста восемнадцать взрослых… сто три ребенка…»
«Статистическую считывалку они себе поставили, — подумал Ким с ненавистью. — Считывалку, чтобы тешить самолюбие… А элементарную пожарку!..»
«Двести девяносто три взрослых… девяносто восемь детей… девяносто пять детей… двести семьдесят взрослых… двести семьдесят один взрослый!»
Ким спрыгнул с подоконника. Коридор был пуст, распахнутые двери вели в зал. Внизу, в партере, уже никого не было — все толпились у выходов; по правой стороне портала растекался, как богатая мантия, очень яркий короткошерстный огонь, а слева была глубокая, казалось, ощутимая на ощупь темнота, и там, кажется, продолжался кусочек спектакля — танцевали зеркальные призраки, ни живые, ни мертвые, ни реальные, ни иллюзорные…
Вверху, над сценой, огонь вдруг набрал силу и сделался пушистым, как лунный кот. Ким отпрыгнул обратно в коридор и плотно закрыл дверь.
— Кто здесь? Сюда! Здесь выход!
Треск. Содрогнулся пол. «Маску мне, — подумал Ким. — Кислородную маску… нет даже матерчатого носового платка, чтобы помочиться — и через влажную ткань дышать… Пандем, да помоги же мне!»
Именно сегодня…
— Справка?
«Справка: в помещении „Комистра“ сейчас находятся сто пятьдесят семь взрослых и восемьдесят два ребенка… восемьдесят два… восемьдесят один…»
Внизу кричали.
Задержав дыхание, он сбежал по лестнице. Две женщины и маленький мальчик пытались выломать дверь, открывавшуюся вовнутрь; ему стоило большого труда вытащить их из мышеловки, доставить к окну третьего этажа и спустить по лестнице. Старшая женщина спускалась первой; Ким передал ей ребенка. У него интуитивно не было доверия к молодым — те скорее озаботятся собственным спасением…
