Александр Житинский - Голоса

— Чего ты так завелся, Митя?

— Просто потому, что я сам ни черта не понимаю. Даже обыкновеннейших вещей. Не знаю, как вести себя с Витькой, например. Или с хозяином нашим. Это оттого, что я их плохо понимаю. А общество? Тут я вообще ничего не понимаю. Все знаю, а понимать не понимаю.

— И что же ты предлагаешь?

— Я предлагаю инструмент. Вот поле сознания и поле времени. Учитесь ими пользоваться! Учитесь понимать друг друга! Пониманию и ощущению времени нужно учить, как учат счету в первом классе. Надо сказать наконец открыто: мы, люди, еще ничего и никого не понимаем. Мы нисколько не лучше зайцев и телят. Мы лишь хитрее и коварнее. Человечеству надо снова научиться скромности…

— Митя, ты не находишь, что это очень смешно? Ты выступаешь так, будто тебе Нобелевскую премию дали. Нобелевская речь в постели! В деревне Коржино.

— Ну давай спать. И правда, это смешно… Я тебя понимаю.

— А я тебя люблю…

Ночь прошла, наступило утро. Митя и Аня, намаявшись накануне, спали крепким сном, когда по деревне прошло сонное и молчаливое стадо, за которым плелся пастух, волоча кнут по земле. Стадо тихо вошло в лес, как вода в песок. В лесу, за Улемой, птицы пели утреннюю песню, а рыбы в реке выпрыгивали из воды, мелькая выгнутой серебристой спиною. Поднявшееся солнце не спеша высушивало туман и росу на траве. Пропел петух.

Катя и Малыш, проснувшись, переглянулись в постелях и, увидев, что родители еще спят, тихонько босиком вышли на крыльцо. Солнце било из-за леса прямыми чистыми лучами, и дети стояли на крыльце, с удовольствием подставляя теплому свету плечи. Под крыльцом гарцевали котята, наскакивая друга на друга, пригибаясь, потом выпрямляясь на задних лапах, а передними поглаживая воздух. Кошка сидела тут же, поглядывая на котят прищуренными зоркими глазами.

Катя поставила в рядок четыре пустые консервные банки и налила в них из кринки молоко. Котята и кошка прилипли каждый к своей баночке. Короткие и острые хвосты котят замерли вертикально, только кончики описывали плавные одинаковые колечки. Кошка лакала молоко более равнодушно.

Дети тоже пили молоко, сидя на крыльце.

— Давай дадим им мяса, — предложил Малыш.

— Они еще маленькие для мяса, — ответила Катя.

— Давай дадим тушенку.

— Мама будет ругаться.

— Она не заметит.

— Ну ладно. Принеси банку.

Малыш полез под лавку в темных сенях, где в прохладном месте хранились продукты, и принес оттуда начатую банку тушенки.

— Смотри, едят! — обрадованно сказал он, разбрасывая по земле кусочки мяса.

— Дай мне! — потребовала Катя.

Вместе с котятами они быстро прикончили банку. Потом, взяв на руки по котенку, они уселись на скамейке под окном и занялись мирной беседой, поглаживая урчащих котят по тугим вздувшимся брюшкам.

Митя в это время досматривал сон, в котором он плыл куда-то на маленьком плоту, держа в руках длинный шест. Он не отталкивался этим шестом, а действовал им как веслом. Шест почти без сопротивления разрезал воду, и плот продвигался медленно. Митя положил шест поперек плота и опустился на колени. Вглядевшись в воду, он обнаружил, что она состоит из мельчайших искрящихся частичек, между которыми были пустые промежутки. Тут же откуда-то, как это часто бывает во сне, пришла уверенность, что плывет он вовсе не по воде, а по времени. Наконец-то Митя его увидел! Время оказалось красивым и уходило в глубину, сливаясь в светящуюся массу. Оттуда, из толщи времени, стали доноситься голоса, показавшиеся Мите знакомыми. Он начал постепенно узнавать их, оставалось сделать небольшое усилие, чтобы окончательно установить, кому они принадлежат. Митя напрягся, вслушиваясь, и услышал следующее:

— Милые! Бедные! Мне так их жалко.

— Почему?

— Просто жалко, и все… Они ничего не знают.

— А они умеют думать?

— Нет… Они просто живут, живут, а потом умирают. Наверное, им очень страшно.

— А почему они такие веселые?

— Поели — и веселые.

— А они считать умеют?

— Наверное, умеют до двух или до трех. Им больше не надо.

— А я умею до десяти!

— Не ври, не умеешь!

Митя открыл глаза и сообразил, что под окном разговаривают Катя и Малыш. Еще с минуту он прислушивался к их нехитрому спору, пока не определил, что речь идет о котятах. Мите сделалось весело, он вскочил с кровати и выглянул в окно.

— Бедные, бедные! — сказал он. — Мне так вас жалко. Вы ничего не знаете. Котята умеют считать, умеют говорить, петь и думать, умеют смеяться, грустить, жалеть и надеяться на лучшее будущее. Особенно они умеют надеяться на лучшее будущее.

— А подслушивать они не умеют, папочка? — спросила Катя.

— Катька, ты становишься язвительной и остроумной, как твоя мама, — ответил Митя, за что получил легкий удар по шее от Ани. Она уже стояла сзади и смотрела через Митино плечо на детей.

Митя прошелся босиком по горнице и включил репродуктор. Изба огласилась музыкой. Однако музыка вскоре прервалась, и какой-то мужской и совершенно не радиовещательный голос произнес:

— Внимание! Правление колхоза просит отдыхающих оказать помощь по уборке льна. Оплата труда сдельная. Об условиях работы можно справиться у бригадира товарищ Меньшовой.

— Ура! — завопил Митя, который с момента пробуждения испытывал подъем духа. — Все на уборку! Оплата труда сдельная!

Снова заиграла музыка. Митя, действуя ритмично и споро, заправлял кровати.

— А что? — задумчиво сказала Аня. — Может, поработаем?

— Ты серьезно? — спросил Митя.

— Вполне. Тебе надо порастрясти свое пузо.

— Вот это ты называешь пузом?! — закричал Митя, подступая к жене и ударяя себя кулаком по голому животу.

И все же после завтрака вся семья Богиновых вышла на уборку льна. Сначала они нашли бригадиршу, которая заявила им, что они могут брать любой участок на любом поле и «щипать, пока не надоест».

— А как это делается? — спросил Митя.

— Да спросите кого из местных… Покажут.

После этого Богиновы маршем отправились в Кайлы к тому самому полю, которое ночью вызвало у Мити возвышенные мысли и привело его к новым открытиям. Дети были настроены серьезно и ответственно. Они только что получили легкий нагоняй от Ани за скормленную котятам тушенку. Митя шел впереди и распевал во все горло марш «Прощание славянки». Таким образом он надеялся отвлечь себя от мысли, что появление их семьи на поле вызовет улыбки местных жителей.

Люся Павлова встретила их немного подобострастно после вчерашних событий, в особенности Аню. Услыхав о намерении Богиновых поработать, она не удивилась, но восприняла это известие с уважительным непониманием. «Значит, так надо, и в этом есть какой-то смысл, недоступный мне», — так примерно расшифровал Митя выражение Люськиного лица. Она тут же показала нехитрую технологию уборки, которая заключалась в выдергивании пучков льна из земли, связывании их в небольшие снопики и установке снопиков в пирамиды. Митя разметил участок в десять соток, и семья принялась за работу. Люська умильно глядела на работающих детей.