— Не поэтому, — сказал Ника. — Дом может создать только женщина. Я тоже решила. Хватит с меня космических баз, я останусь здесь и приведу в порядок наше бытие.
Дан посмотрел на нее с изумлением.
— Да, Дани, — кивнула она. — Я ведь своего добилась, ты стал другим человеком.
— Мужчиной, ты хочешь сказать, — усмехнулся Дан. — Надеюсь. Я согласен — приводи в порядок. Правда, со мной проще, мой дом — Земля, и здесь я везде дома.
Он умолк, поняв, что сказал не то. Ника посмотрела на него укоризненно.
— И где ты хочешь строить свой дом? — спросил Маран, глядя на Наи.
— Где скажешь. Мне все равно. Хоть на Второй Гаммы Водолея, — ответила Наи беззаботно.
Маран молчал довольно долго.
— Наверно, здесь, — сказал он наконец.
Дан услышал, как шумно вздохнула Дина Расти. Маран повернулся к ней.
— Что, Дина? — спросил он.
— Но ведь твой дом это Торена, — прошептала Дина смущенно. — Разве не так?
— Так, — согласился Маран. — И я обязательно вернусь туда. Умирать уж точно. Если доживу. Но сейчас? Я сделал там все, что мог. Хорошо или плохо, но сделал… Ребята, а тут выпить найдется что? — спросил он вдруг.
— Есть повод? — улыбнулась Ника.
— Есть.
— Тут не подают, но вон там автомат, на углу. Можешь послать официанта.
— Я сам схожу.
— Зачем лишать людей работы? Им и так делать нечего, втроем в этом крохотном кафе… Так и хочется разбить стакан, чтобы дать им шанс подобрать осколки.
— Стаканы небьющиеся, — заметил Дан. — А подбирать они в любом случае прислали бы робота-уборщика.
— А зачем здесь вообще люди? — спросил Маран. — Сошли бы и автоматы.
— Должны ведь и люди где-то работать, — объяснил Дан. — Их и так уже с производства попросили, потихоньку вытесняют с земли…
— Я все-таки схожу сам.
Маран встал.
Когда он ушел, Ника поглядела на опечаленную Дину.
— Тебя так огорчает, что он хочет остаться здесь?
— Я подумала, как расстроится Поэт, — сказала Дина грустно. — Но я и сама огорчена, ты права. У него ведь есть непостижимое свойство, у этого Марана. Там, откуда он уходит, остается невосполнимая пустота. Непонятно, как это у него получается, но когда он приближает к себе людей, они уже… ну просто не могут без него.
Дан вспомнил, как не так давно, на Палевой, сидя в одиночестве на пустыре у орбитолета, пытался представить себе, как жил бы дальше, если бы Маран… у него снова, фигурально выражаясь, отнялся язык, он не мог это «если бы» оформить в слова даже мысленно… как пытался представить и к какому неутешительному итогу пришел. Что-то из его воспоминаний, наверно, отразилось на лице, поскольку Ника встрепенулась.
— Что ты людей пугаешь? — полушутливо-полусерьезно попрекнула она Дину. — Ни от кого он уходить не собирается, ни от нас, ни от вас. Это ты по старой памяти… Но ведь если даже он когда-то от вас ушел, то вернулся.
— По правде говоря, — смутилась Дина, — он от нас не уходил. Это мы от него ушли. Не сразу, но… Отношения наши стали разлаживаться после того, как он зачем-то сунулся в Охрану, однако еще довольно долго мы собирались, спорили, ссорились. Но когда он занял ту жуткую должность… Спецотдел! Тогда да, все…
— Когда он занял ту жуткую должность, — сказал Дан сухо, — с ним уже два года были рядом Лет и Науро, и они немало успели сделать. И на должность он пошел, во-первых, потому, что так было легче организовывать все эти подпольные действия, а, во-вторых, если б не пошел он, это место занял бы кто-нибудь типа Песты, и было бы куда хуже.
— Вот видишь, — заметила Дина, — тебе он свои поступки объяснил. А почему он не мог прийти к нам, самым близким людям, и все рассказать?
— Наверно, не хотел признаваться, что ошибался, — предположила Ника.
Дина вздохнула.
— Все его чрезмерная гордость.
— Не говорите ерунды, — бросил Дан. — Он просто считал, что самые близкие, как ты выразилась, люди, должны понимать его без объяснений.
Дина промолчала, а Ника возразила:
— Он слишком многого ждет от людей.
— Разве ждать верности от друзей это слишком много? — спросил Дан.
На сей раз промолчала Ника, но неожиданно сидевшая, не вмешиваясь в дискуссию ни словом, ни жестом, словно безучастная Наи коснулась своими тонкими изящными пальцами лежавшей на столе руки Дана, и, когда он повернул к ней голову, шепнула:
— Спасибо.
Дина засмеялась.
— Вы, двое, неужели вы полагаете, что Маран нуждается в заступничестве? Маран!.. Да он… Знаете, позднее, когда все осталось позади, я много думала о тех временах, и моментами у меня возникало подозрение, что причиной полного разрыва… ну, мы четыре года практически не встречались… причиной был скорее подсознательный страх…
— Какой страх? — спросил Дан, нахмурившись, но Дина ответила весело:
— Страх, что Маран придет, улыбнется своей великолепной улыбкой, и мы ему все простим.
— По-моему, ты слегка преувеличиваешь, — сказала Ника.
— Да? Думаешь? Вот скажи, Дан, ты с ним дружишь года четыре, по-моему? И успел уже побывать с ним во всяких сложных ситуациях… Вспомни, знаешь ли ты хоть одного человека… Нет! Слышал ли ты когда-либо хоть об одном случае, когда Марана предали? Не враги напали, а предали друзья, товарищи, ну более или менее близкие люди?
— Нет, — ответил Дан.
— Харизма, — пробормотала Ника.
— Что это такое? — спросила Дина.
— То, о чем ты только что говорила, — усмехнулся Дан. — Но на врагов эта штука, к сожалению, не действует.
— Когда как, — возразила Ника. — Или смотря на каких врагов. На благородных может и подействовать.
— Боюсь, что о благородстве Лайвы или Мстителей говорить не приходится, — заметил Дан. — Или вы забыли, что всего лишь пару недель назад на него устроили охоту натуральные убийцы?
— Наверно, потому что им он не улыбался, — сказала Наи, и Дан удивился тому, что она уже способна шутить на эту тему.
Когда позвонил Патрик, Дан сидел один в большой гостиной и мрачно смотрел на часы. Ника с Диной улетели в город смотреть какой-то нашумевший мьюзикл, он отказался сопровождать их, так как терпеть не мог этот жанр, но теперь жалел, поскольку… Уж лучше б он отправился в театр!..
— Маран дома? — спросил Патрик.
— Дома. Только он… Они у себя наверху. А почему ты по его личному VF не звонишь?
— Вот потому и не звоню, — сказал Патрик. — Как там? С концами?
— Нет, — буркнул Дан. — Нам надо еще кое-что обсудить. Он попросил меня в восемь… напомнить.
— Что тебе не очень приятно, — сказал Патрик весело.
— А тебе было бы приятно?
