Солнце начало немного греть, но это было скупое зимнее тепло. Расплавленный слиток, подвешенный в центре пустого астероида, слепил глаза почти как настоящее солнце. Бледная дымка не позволяла видеть далеко ввысь.
Тесные улочки переполнились. Потоки горожан направлялись к центру. Навстречу к городским стенам пробивались отряды вооруженных луками, пиками и секирами. Видимо, опасность внутри стен невелика: похоже, что никто особенно не встревожен осадою города.
Зато короткое слово "казнь" – его можно было расслышать там и здесь – возбуждало всех.
Мы поневоле оказались вовлечены в густой поток, противиться движению толпы было не в наших силах. Старались хотя бы не потерять друг друга.
Людской поток выплеснул нас на городскую площадь к подножию ступенчатого помоста, недавно сколоченного из свежих бревен и плах – от него пахло древесной щепой и смолою.
Из обрывков разговоров в округе узнал – ожидается казнь государственного преступника Гильда. Скоро должна начаться церемония. Из боковых улочек суслы все прибывали и прибывали. Площадь была загружена до предела. На балконах и на крышах окрестных домов, на фонарных столбах – всюду тесно от любопытных, как у нас во время футбольного матча. Сильные и гибкие хвосты помогали суслам держаться в таких местах, где любой из нас сорвался бы в тот же миг.
Воины с секирами, как у опричников Грозного, выстроившись двумя шеренгами, сдерживали напор толпы – сохраняли неширокий проход, ведущий из проулка к ступенькам эшафота. Суслы теснили солдат. Те выставляли перед собою острия топоров. Раздавались крики и вопли пострадавших.
Страсти взбудораженной толпы действовали заразительно: мне уже самому хотелось, чтобы казнь началась как можно скорее.
И вот что-то произошло – по площади кругами распространилось неуловимое движение: все вытягивали головы и замолкали. Волна сдержанной тишины и внимания захватила скопище Суслов.
В дальнем конце площади из портала здания двигался медленный кортеж. Развевались яркие полотнища, плескался шелк переносного шатра. Процессия приближалась. Дюжина носильщиков держала паланкин на руках, воздетых выше плеч. Должно быть, ноша не была обременительной: носильщики шагали легко и были преисполнены важности. Отличительным знаком им служила алая повязка на шее и зеленые ленты на кончике хвоста. Хвосты у носильщиков задраны кверху торчком – ленты плескались на ветру. Вслед за первыми появились еще несколько носилок, более скромных. Их держали не так высоко, и слуг было вполовину меньше. А дальше уже и вовсе повалила мелкая сошка: эти передвигались на своих двоих, позади каждого шли по двое слуг, которые поддерживали на весу хвост хозяина. Собственные хвосты носильщиков и слуг были невзрачными: такими же, как у черни, которая заполнила площадь. Зато хвосты господ напоминали добрые овечьи курдюки.
Напротив эшафота находилось здание с широким открытым балконом. Туда один за другими поднялись знатные вельможи и расположились на приготовленных местах согласно рангу – одни поближе к центру, другие-подальше, третьи и совсем во втором ряду. Носильщики и слуги спустились вниз, двое телохранителей истуканами застыли позади повелителя суслов.
Вся церемония выглядела очень зрелищной. Толпа затихла, наблюдая, как рассаживались наверху те, кому полагалось находиться там. Признаюсь, даже мне стало интересно и на время я позабыл об опасности.
По всей площади разнесся мелодичный перезвон. Оказывается, у всех, кто собрался на зрелище, на кончиках хвостов были привязаны небольшие колокольчики. Должно быть, этим перезвоном суслы выражали свои верноподданические чувства.
На помост поднялся глашатай. Масса хвостатых колыхнулась, нас притиснуло чуть ли не вплотную к эшафоту. Глашатаи поклонился в сторону балкона и обратился к народу:
– Великий Астор даже в минуту опасности, когда воаги вероломно напали на город, проявил великодушие…
Он ненадолго умолк, и толпа, повинуясь его голосу, настороженно затихла.
– …Казнь через сожжение будет заменена четвертованием! – Толпа облегченно вздохнула: зрелище у нее не было отнято, ей только пощекотали нервы. Пожалуй, решись этот самый Астор всерьез помиловать преступника, ему самому бы несдобровать.
Пора было сматывать удочки. И без того наша инертность вызывала подозрение: только у нас троих на хвостах не было колокольчиков. Я замечал осуждающие взгляды. Нужно было хотя бы перейти в другое место.
Вблизи балкона, опоясанного двумя рядами вооруженной охраны, толпились суслы, которые, как и мы, не имели колокольчиков и не изъявили восторга при виде Астора. Даже и не смотрели на него – озирались по сторонам. Я шепнул Итголу и Эве, чтобы они не отставали, и начал протискиваться поближе к балкону.
Я поздно понял свою ошибку. Позади вооруженной стражи выстроились шпики. Никакие колокольчики им не нужны – свою преданность они выражали поиному.
Церемония грозила затянуться надолго.
На помост вбежала девочка-подросток. Хвост у нее ни секунды не находился в покое, разноцветные ленточки, привязанные на его конце, выписывали в воздухе замысловатые кренделя. Звонким и ясным голосом она потребовала суровой казни преступника. Ее слова встретили ликующим перезвоном.
Среди всеобщего ликования послышался чей-то встревоженный голос. На площади появился гонец. Суслы медленно расступились. Запаленный от быстрого бега солдат едва держался на ногах. Овальный кожаный щит неловко висел на его плече, мешая протискиваться сквозь толчею. Бледное лицо выражало смятение и страх. Пробравшись к балкону, он рухнул на колени. Щит упал с его плеча и покатился по мостовой, погромыхивая, точно барабан.
– Фильсы ворвались в город!
На дне каменной ямы темно. Глаза не вдруг привыкли к сумраку. Шесть шагов вдоль, четыре поперек – размер камеры, куда нас бросили. Что происходит снаружи, не слышно: удалось суслам защититься или же в городе хозяйничают фильсы? Сразу, как началось смятение, нас взяли под стражу. Сопротивляться было невозможно, бежать – некуда. Даже если бы удалось вырваться из рук опричников, толпа растерзала бы нас на месте. Лучшим для нас выходом была тюрьма.
Мрачные коридоры, массивные двери, грохочущие запоры, молчаливые стражники, наручники, сырость – все тюремные прелести, как на моей родной Земле в средневековье.
У меня появилось время хоть немного осмыслить происшедшее. Если не считать того, что у Суслов были хвосты и торчащие кверху уши, вся обстановка вокруг в самом деле напоминала наше средневековье – каким я представлял его себе по фильмам и книгам. Башни, крепостные стены, эшафот, стражники, паланкины, толпа, ждущая казни – картина довольно банальная, словно взятая напрокат из школьного курса истории.
