собирается…
00:05, штат Гламэс
– … и сейчас мы, Майкл, наденем тебе респиратор и предположительно… плюс-минус десять минут, твоё состояние придёт к уровню ниже среднего, – не отпуская моё лицо, Клиф продолжал сидеть передо мной на корточках с надменной ухмылкой, – и не факт, что оно будет у тебя со временем улучшаться. Видишь ли, чем больше ты вдыхаешь токсичные пары, тем больше они наносят непоправимый вред здоровью. А я сразу говорил: «Надень маску, Майкл!», говорил? Говорил! Но зачем меня слушать, лучше пойти и машину погромить… что? – он встал с корточек и отпустил голову. У меня нет сил держать её не весу и поэтому я уткнулся лицом в пол. Из всех мои возможностей человеческого тела, остался только слух и мне удалось, невзирая на визг Джона, услышать разговор Нейла. – А что это вы с самого начала, на повышенном тоне, со мной разговариваете? И?.. ну да… Да вот уже шёл за ним… нет… мы просто мило общались… так уроком будет… да…да сейчас сделаю! Чёрт… Сэм, Рэй, поднимите нашего бедолагу.
Не прошло и десяти секунд, как тело воспарило. Рядовые подхватили меня за подмышки и поставили в полный рост.
– Сэр, ему прям хреного, такой бледной кожи никогда не видел, – говорила одна из моих опор, а какая именно так и не понял.
– Да ты что!? Какой ты проницательный у нас. Вижу, что он не в лучшей форме, сейчас попробуем это исправить, – недовольно пробормотал Клиф, надевая на мою голову респиратор, – вот яркий пример того, для чего пишутся требования безопасности, чтобы не быть в полуобморочном состоянии, как Майкл Трэй. Эх… ладно, будем работать с тем, что имеем. Парни, посадите его возле стены, пусть оклемается.
Сэм и Рэй донесли меня до стены и там же посадили на пол, а сами ушли на привычное место.
Респиратор начал приносить пользу и слезоточивость глаз пошла на спад, от кашля осталось небольшое першение, но обоняние ко мне так и не вернулось, видимо, кислотные пары серьёзно навредили слизистой носа, слабость в ногах так и осталась, надеюсь, это временно.
Хоть и физическое самочувствие постепенно приходило в норму, что нельзя сказать о моральном. Перед моими глазами до сих пор бьётся в агонии человек, и я никак не могу этому помешать. Джон извивался, как червь на раскалённой сковороде. Его стопы полностью погружены в резервуар. На тех местах, где руки и ноги фиксировали кандалы, от мозолей не осталось и следа, их заменило кровавое месиво. Пытаясь царапать железные подлокотники, Лонг содрал себе практически все ногти на руках. Кровь из носа и рта лилась не прекращаясь, глаза по цвету приближены к бабочке Клифа. Джон Лонг издавал самый настоящий вой, каждая его попытка кричать сопровождалась вздуванием вен на шее и создавалось ощущение, что они вот-вот лопнут.
Ко мне подступала тошнота, никогда бы не подумал, что смерть человека может у меня вызывать настолько сильное отвращение. Сколько людей умерло от моих машин, прямо перед глазами, но к такому… я не был готов.
– Ладно, пока ты отдыхаешь мой дорог друг, продолжим тему. Я присяду? – он сел со мной рядом. – Ай… после падения копчик болит, знаешь, как это не приятно? Но это всё мелочи, такие же мелочи как мой испачканный смокинг, всё равно его пора стирать. Так на чём я остановился… а точно, «Надежда – наше всё», девиз успеха тюрьмы и…
– Тебя… не смущает визг заключённого? – хоть кашель и пошёл на спад, но, когда напрягались голосовые связки, он снова возвращался.
– Кого? Меня что ли? Нет… а тебя смущает? – поглядывая на машину, спрашивал он. – соглашусь, он переигрывает, но даже актерская игра, Джони Лонга, не испортит впечатление от встречи с тобой. Ты же настоящая легенда!
– Переигрывает? Он переигрывает!? Тебе попробовать, хотя бы палец опустить в бак… тогда погляд…
– Так, цыц, мы о чём с тобой говорили? Ты зачем начинаешь мне перечить? – сказал Клиф и положил мне руку на плечо. – Повторюсь последний раз, до конца казни ты мне улыбаешься, поддерживаешь беседу и не дерзишь мне, – Нейл постепенно сжимал руку, – этот день я ждал слишком долго, мечта спустя столько лет осуществилась, не позволю её растоптать твоими капризами.
– Говори любую чушь, посетившую голову, это не меняет того, что, когда всё закончится, я засужу каждого, кто принимал в этом участия. Ваши дни сочтены, – убрав его руку, сказал я, – если такое поддерживает штат Гламэс, то в столице на это посмотрят по-другому.
– Ммм… понял, понял… так, опять сбил меня, а, «Надежда – наше всё», благодаря этому девизу у нас самое маленькое количество побегов, – откинув голову назад и уперев её к стене, Клиф смотрел в потолок и продолжал доносить мысли, – ключевое, как ты уже догадался, слово – надежда. Мы дарим заключённым веру в то, что когда-нибудь они покинут нашу тюрьму. А всего то им нужно: вести себя покладисто.
Приведу элементарный пример с крысой, вот смотри: крыса готова бежать от тебя сколько угодно, она не кинется на тебя, а будет просто убегать, но как только на её горизонте появится тупик… без колебаний она бросится тебе в лицо. Так и с людьми. Зная, что всю оставшуюся жизнь им придётся отбывать наказания в тюрьме, это можно интерпретировать в тупик, они сходят с ума. В них просыпается агрессия, они отказываются придерживаться внутреннего устава и у некоторых проявляется склонность к побегу.
И поэтому была создана, своего рода, иллюзия. Мы даём заключённым надежду, если они будут придерживаться правил, если не будут конфликтовать с сотрудниками и другими заключёнными, то они получат свободу. И благодаря такому подходу, ведь все мечтают умереть в тёплой кроватке своего дома, у нас в тюрьме тишь и гладь. Мы скрываем тупик от преступников, ведь свободу далеко не все послушные мальчики получат.
– Создана иллюзия… вы всем просто нагло врёте, – штат Гламэс с самого начала подразумевал тюрьмы, в которых заключённые будут отбывать пожизненные сроки. Попав сюда, дом ты уже не увидишь.
– Не, не, не, мы не врём, маленькое количество получают свободу, но оно отличается от ожидания, эта свобода в другом её понимании, в другом её предста…
– Может дальше не распинаться, вы лжецы… и мне уже плевать, – уже тяжело после всего увиденного слушать надуманную философию этого психа. Как бы он не пытался залить меня словесным водопадом, это ничего не меняет. Всё что происходит, это самое ужасное, что я видел в жизни. Хоть и надежда является главным слоганом тюрьмы, её здесь нет уже очень
