— Вы что это твор-рите? — рявкнул он. У него был странный акцент, который Алли не сразу удалось определить.
— Это Оторва Джил! — слабо пискнул тощий.
— Р-рехнулся? Она что, по-твоему, похожа на Отор-рву Джил?
Акцент точно восточно-европейский. Если бы Алли попросили догадаться, какой, она бы сказала — русский.
Футболист не знал, на что решиться — то ли трясти головой, то ли кивать, так что он умудрился сделать понемногу и того, и другого, став при этом похожим на китайского болванчика.
— Когда мы увидели, как она влежает в ту толштую тёлку там, в Вирджинии, мы были немного далеко и не ражглядели её морду!
— Ага, ага, — подтвердил второй, — а когда она с неё счистилась, мы опять были далеко, так что опять… вот…
Русский испустил тяжёлый, полный безнадёги вздох и повернулся к Алли с Майки.
— Это всё я виноват, — извиняющимся тоном сказал он. — Когда они сказали, что наткнулись на скинджекера, я приказал им не спускать с тебя глаз. Теперь вижу, что должен был взять это на себя. — Он отпустил обоих провинившихся и выступил вперёд. — Меня зовут Милос.[14] А с Хомяком и Лосярой вы уже знакомы.
Он бросил рассерженный взгляд на своих соратников. Лосяра толкнул Хомяка — тот чуть не слетел с мостков в воду.
— Это вшё он!
Хомяк не остался в долгу и двинул коллегу в спину, но нужного эффекта не достиг.
— «Взять это на себя»?! — вскинулся Майки. — Да ты наглец! Какое ты вообще имеешь право шпионить за нами?
— Пожалуйста, прошу меня простить, — спокойно сказал Милос, — но нас здорово на… с нами плохо обошлись, и мы приняли уважаемую мисс кое за кого другого.
— Они напали на меня! — воскликнула Алли. — Из-за них я была вынуждена причинить боль паре тушек!
Майки разъярённо уставился на обидчиков и сжал кулаки.
— Что?! Они на тебя напали?!
— Я вам клянусь — больше этого никогда не повторится! — Третий скинджекер обернулся к Хомяку и Лосяре: — Ваше поведение возмутительно. Немедленно извинитесь!
Парочка уставилась на свои ноги, как нашкодившие младшеклассники в кабинете директора.
— Извините, — буркнул Хомяк.
— Да, ижвиняюшь, — вторил Лосяра.
Алли покачала головой.
— Иногда одного извинения недостаточно.
— Тогда, — с лёгким поклоном сказал Милос, — позвольте мне загладить нашу вину.
И он протянул Алли открытую ладонь, будто ожидая, что девушка вложит в неё свою руку. Она этого не сделала.
— Ты её загладишь, — процедил Майки, — если изгладишься отсюда, и как можно быстрей.
Милос остался спокоен и невозмутим.
— Но разве вам не хотелось бы подружиться с другими скинджекерами? — спросил он у Майки. — Я уверен — мы могли бы забыть о том, что случилось и начать с чистого листа.
По всей вероятности, Милос и Майки посчитал скинджекером. Майки не стал его поправлять, поэтому Алли тоже ничего не сказала.
— Как-нибудь обойдёмся, — отрезал Майки.
Алли знала, что в помощи Милоса они не нуждаются, а уж компания Хомяка и Лосяры её и вовсе не прельщала, но вот сам Милос… Было в нём что-то невероятно притягательное. Он производил впечатление воспитанного и здравомыслящего молодого человека; это было видно по его глазам. А глаза у него были необычные — голубые со светлыми точками, словно небо, испещрённое лёгкими облачками. Как было бы здорово поговорить о том, что её волнует, с другим скинджекером — уж кто-кто, а он бы понял её!
— Мы направляемся в Мемфис, — сообщила она Милосу. Майки воззрился на неё так, будто не поверил собственным ушам.
Милос улыбнулся:
— В таком случае позвольте к вам присоединиться. Во всяком случае, хотя бы на часть пути.
— Нет! — выкрикнул Майки.
Алли ласково взяла его за руку — успокоить, а заодно и показать Милосу, что они с Майки — пара во всех мыслимых значениях этого слова.
— Вы можете идти с нами… некоторое время, — сказала Алли. — Меня зовут Алли. А это Майки.
Лосяра ахнул:
— Алли-Ижгнаннитша?
Майки ухватил его за щиток, подтянул к себе и прорычал прямо в Лосярину морду:
— Точно, приятель! И только попробуй ещё когда-нибудь тронуть её — пожалеешь, что на свет умер!
— Ешть, шэр! — пролепетал Лосяра.
— А теперь, — провозгласил Милос, — я предлагаю убраться с этого причала, пока мы не провалились сквозь него.
Он кивнул Алли, пропуская её вперёд. И хотя Алли ни на секунду не выпустила из пальцев руку Майки, девушка не могла не оценить изысканных манер их нового спутника. Большинство ребят, встреченных ею в Междумире, были неотёсанными до полной дикости. Алли никогда не строила из себя великосветскую даму, но что ни говорите, а всё-таки приятно, когда с тобой обращаются как с настоящей леди.
В своей книге «Ещё осторожней — это снова касается тебя!» Мэри Хайтауэр вот что говорит о бродячих бандах скинджекеров:
«Если одинокий скинджекер — проблема сама по себе, то группа диких скинджекеров — это уже истинное бедствие. Эти послесветы, застрявшие между двух миров, не только вселяют страх — они достойны жалости, ведь их разум отравлен безумием плоти. Если до тебя дойдут слухи о том, что в окрестностях замечена банда скинджекеров, лучшее, что ты можешь сделать — это всячески избегать встреч с ними и при первой же возможности заявить о случившемся лицу, облечённому властью».
Глава 9
Рачительные хозяева
Лосяра и Хомяк как нельзя лучше подходили под данное Мэри определение «диких скинджекеров», но под влиянием Милоса они слегка цивилизовались.
— Они не так уж плохи, — сказал Милос Майки и Алли. — Или, вернее, я встречал и похуже.
Дождь перестал, по небу побежали рваные облака.
Компания продолжала путь по дороге вокруг озера. Майки угрюмо молчал; Лосяра с Хомяком, постоянно отстающие шагов на десять-двадцать, покатывались над какими-то своими, одним им понятными хохмами. У Милоса же рот не закрывался — он говорил, говорил и говорил. Алли предположила, что всё то время, которое он провёл исключительно в компании своих балбесов-спутников, ему не хватало настоящей, интеллигентной беседы. Милос рассказал, что они странствуют втроём уже семь лет, даже нашли название для своей компании — они называют себя «Дохляки[15]». Сначала их было трое — Милос, Хомяк, Лосяра и одна девица, Оторва Джил. Джил пропала — больше Милос ничего на этот счёт не сказал. Алли рассказ невероятно заинтересовал, а вот Майки то и дело закатывал глаза и испускал стоны, как будто слушать излияния Милоса было для него сущей пыткой.
