— Странноватое решение, — резюмировал я. Бернард улыбнулся.
— Ну, коль память у тебя не коротка, и начало выглядело довольно странновато, — напомнил он.
— И что они делают на Ферме?
— Разумеется, в основном это школа. Там есть учителя, врачи и психолог. К ним приезжают преподаватели и читают лекции. Вначале устроили классы. Но потом убедились в ненужности такой формы обучения. Нынче на уроки ходят попарно — один мальчик и одна девочка. Обучаются одновременно шесть пар разным предметам. А каждая группа в отдельности уже как-то сортирует и усваивает полученные знания.
— Бог ты мой, да они же небось впитывают знания, как губка.
— Совершенно правильно. Да еще и фору дают некоторым учителям.
— А как же вам удается удержать в тайне их существование?
— В этом отношении все складывается как нельзя лучше. С прессой у нас полное взаимопонимание. Ну, а других путей для широкой огласки просто нет. Относительно окрестностей Мидвича пришлось попотеть. Население здесь никогда не отличалось высоким уровнем образования и культуры. В соседних деревнях думают, что Мидвич — нечто сродни сумасшедшему дому, только что без ограды из колючей проволоки и высоких-превысоких стен. Ну, что ж, для пользы дела мы даже подогреваем такое отношение — дескать, после того Дня здесь все послетали с рельсов, а уж дети — в особенности. А жалостливое правительство открыло для них спецшколу. О, безусловно, ходит уйма сплетен, но нам всегда удается представить их не вполне удачными шутками.
— Предугадываю, что вам пришлось привлечь мощные силы в инженерии и управлении, — добавил я. — До чего я никак не могу дойти своим слабым умишком — с чего бы это вы так пеклись о сохранении тайны. Ошивающаяся повсюду служба безопасности в Тот День — вполне понятно все же что-то непонятное свалилось с небес на нашу грешную Землю. В конце концов, такая у вас работа. Но теперь!.. Столько канители и только ради того, чтобы широкая общественность не прознала про Детишек… Эта странная контора на Ферме… Да и правительству содержание такой спецшколы влетает в копеечку.
— Ты что, считаешь, что Департамент Соцобеспечения проявляет такую заботу о детях захолустного городка по своей воле и под свою ответственность?
— Слушай, Бернард, давай не будем, а? — попросил я.
Мы перекусили в Трейне и въехали в Мидвич после двух. Я не нашел видимых изменений; складывалось впечатление, что прошла всего неделя, а не восемь долгих лет. На площади, где должен был происходить допрос возможных свидетелей, уже собралась толпа.
— Возможно, тебе лучше было отложить свой визит. Гляди: вся деревня собралась, — кивнул на толпу Бернард.
— Ты считаешь, что допрос съест много времени? — Простая формальность, как надеюсь. Может, полчаса…
— Ты тоже будешь давать показания? — спросил я и удивленно подумал, что если эта простая формальность, то зачем ему было так беспокоиться, бросать другие дела и мчаться сюда из Лондона?
— Да нет. Надо же кому-нибудь присмотреть здесь за порядком, — ответил он.
Я про себя решил, что он был прав относительно неудачного времени моего визита, но все же последовал за ним на холм.
Театр во время премьеры, да и только; свободных мест нет. Я заметил в толпе несколько знакомых лиц. Без сомнения, на процедуре решили присутствовать все. Юный Джим Пол был знаком всем. Но по атмосфере чувствовалось; что не это главное и что вполне можно ожидать некоего взрыва. Однако, ничего такого не произошло. Допрос действительно был формальным и быстрым, и уложился в обещанные мне Бернардом полчаса. Я обратил внимание что Зеллаби исчез сразу по окончании сборища. Он стоял на ступеньках и явно ждал нас. Его приветствие выглядело так, будто мы в последний раз встречались с ним вчера.
— Какими ветрами? — спросил он затем. — А я-то думал, вы в Канаде.
— А я и есть в Канаде. Здесь оказался по чистой случайности, — пояснил я и рассказал о своей встрече с Бернардом
Зеллаби повернулся к Бернарду:
— Вы удовлетворены?
— А что же еще? — пожал тот плечами. Тут какая-то пара ребятишек прошествовала мимо нас и потопала по дороге сквозь расходящуюся по домам толпу людей. Я едва скользнул по ним взглядом, вздрогнул и уставился им вслед.
— Постойте-ка. Неужели это они?
— А как же, — указал Зеллаби, — они самые, родимые. Вы на глаза обратили внимание?
— Невероятно! Ведь им должно быть не больше девяти лет!
— По календарю — согласился Зеллаби. Я тупо наблюдал за удаляющейся парочкой.
— Невозможно!
— Невозможное, как мы имели печальный опыт, вполне оказывается возможным в Мидвиче, — веско заметил Зеллаби. — Невозможное и невероятное принимается с трудом, но мы научились не удивляться. А что, полковник вас не переубедил?
— Ну, в общем, — кивнул я. — Но эти двое выглядят на все шестнадцать-семнадцать лет!
— Я уверен, что физически им как раз столько. Я ошеломленно молчал.
— Ежели вы не торопитесь, предлагаю зайти в гости и выпить чаю, — Зеллаби склонил голову набок.
Бернард внимательно, изучил мое лицо и услужливо предложил воспользоваться своим автомобилем.
— Не возражаю, — согласился Зеллаби. — Только вы там поосторожней, особенно после того, что сами тут порассказали.
— Я никогда не гоню, — покачал головой Бернард.
— Малыш Пол вроде как тоже не носил титул лихача и он был весьма неплохим водителем, — сказал Зеллаби.
Мы проехали вверх по дороге и увидели поместье Киль в солнечном свете. И оно, на мой взгляд, совсем не изменилось.
— Когда я увидел, его в первый раз, — сказал Зеллаби, — мне казалось, что именно в таком месте можно спокойно скоротать оставшуюся жизнь. Но, относительно спокойствия, теперь все эти мысли кажутся не совсем уместными.
Мы двигались дальше. Машина Бернарда въехала в ворота и остановилась у входа. Зеллаби провел нас на веранду и усадил в большие мягкие кресла.
— Анджела ненадолго отлучилась, но обещала поспеть к чаю, — сказал он.
Зеллаби повернулся и посмотрел на лужайку перед домом. За прошедшие девять лет он сам мало в чем изменился. Те же убеленные мудростью волосы блестели под лучами августовского солнца, те же морщинки, их не стало больше. Вот только лицо немного осунулось, черты заострились. А так он — все тот же Зеллаби.
Он вернул свое внимание нам и обратился к Бернарду:
— Итак, вы удостоверились и считаете, что на этом все кончилось?
— А что тут непонятного или сверхъестественного? И потом, мы, я надеюсь, приняли самое оптимальное решение, — ответствовал Бернард.
Тогда Зеллаби спросил меня:
