«Да, конечно. Если вы так уверены, что с вами ничего серьезного…»
«Совершенно уверен. Я и так ваш должник, миссис Уильямс. Тем не менее, я хотел бы попросить вас не упоминать того, что со мной произошло. Хорошо?»
«Бог с вами».
«Спасибо, миссис Уильямс».
«Того, что пришлось наблюдать, вам вполне достаточно, чтобы получить инфаркт», — констатировала я.
«Вы не видели, случайно, кто сидел за рулем?»
«Молодой Джим Пол с фермы Дарк».
Мистер. Зеллаби, казалось, совсем расстроился.
«Я его помню. Хороший парень».
«Да, сэр, милый такой мальчик. Не из этих теперешних психованных. Одно только не лезет в голову как это он так умудрился разбиться насмерть, да еще посреди деревни. Это на него непохоже».
Мы помолчали. Потом мистер Зеллаби произнес:
«Перед катастрофой он задел одного из Детей. Вроде и не сильно, как мне показалось. Того всего только с дороги отбросило».
«Дети… — начала было я и осеклась, так как поняла, что мистер Зеллаби хотел сказать. — О, нет. Боже мой, но не могли же они в самом-то деле…» — и замолчала под его пристальным взглядом. Как он на меня посмотрел!
«Другие тоже видели всю сцену, более здоровые и менее впечатлительные. Может, и меня бы не хватил удар, наблюдай я воочию когда-нибудь в своей жизни совершение такого вот преднамеренного убийствах
Зеллаби остановил свой рассказ на моменте, когда он обессилено повалился на скамейку. Я посмотрел на Бернарда. Тот ничего не сказал и тогда я прервал воцарившуюся тишину:
— Итак, виновниками той автокатастрофы, по вашему предположению, были Дети. Они, стало быть, заставили бедного парня врезаться в стену.
— Я не предполагаю, — склонил голову Зеллаби. — Я это утверждаю. Вспомните только, как они заставили своих матерей вернуться в Мидвич.
— Но, если, как вы сказали, вы сообщили этот факт следствию…
— Ну, и что с того? Представьте, хоть на мгновение, себя на их месте. Как бы вы себя повели, не зная некоторых деталей о кой-каких обитателях данной местности, если бы вам представили такую сумасбродную идею? Дескать, мальчика подчинили злой воле темные силы и заставили покончить с собой. Здорово! Ну, и как, по вашему, суд отреагирует на такое заявление? Ну, пусть судьи вам даже поверили. В результате — нужно проводить доследование, а то и вообще новое следствие начинать. Да нет, вам даже не поверят. Да и с чего вдруг?
— Теперь о доказательствах. Вот вы — читали мои книги и, так же будучи писателем, достаточно высоко меня оцениваете и оказываете свое расположение, к тому же вы просто со мной знакомы. Тем не менее, вы не можете переступить через ваш, обывательский, образ мышления. Признайтесь, первое, о чем вы подумали после моего рассказа — как такой бред забрался ко мне в голову. Вы не в состоянии поверить мне. Но вспомните только — ведь вы находились в Мидвиче ато время и попробуйте объяснить, как Детишки заставили своих мамочек сломя голову. вернуться к ним.
— Да, но это совсем другой уровень происшествия, — возразил я.
— Неужели? Может, вы еще попробуете объяснить разницу между обычным невероятным происшествием и невероятным происшествием со смертельным исходом? Ну, давайте! Вот то-то и оно, вы уехали и реальность подчистую вымела у вас сознание невероятности. Здесь же, в Мидвиче, неординарные события — суровая реальность нашей жизни.
У меня зачесался языки я не выдержал:
— А как же Уиллерс и его теория истерии?
— Он отказался от нее незадолго до смерти, — ответил Зеллаби.
У меня отвисла челюсть. Я собирался справиться о докторе раньше, у Бернарда, но тогда забыл.
— Я не знал, что он умер. Ему же было, ну, чуть больше пятидесяти. Как это случилось?
— Слишком большая доза барбитала. — Уж не считаете ли вы его… Он не из той поводы людей.
— Согласен. Официальное заключение: «… расстройство нервной системы». Весьма многозначная фраза. И ничегошеньки не объясняющая. Конечно, можно настолько доистязать собственный мозг, что сумасшествие покажется наилучшим выходом. Однако, никто так и не понял, почему он так поступил. Удовлетворяйтесь официальными объяснениями.
Помолчали.
— До вердикта по делу молодого Пола я и не вспоминал Уиллерса.
— Что ж, по-вашему, причиной смерти доктора тоже были Дети?
— Не знаю. Но вы ведь сами только что сказали, что Уиллерс не из той породы. Получается, что жизнь в Мидвиче даже более опасна, нежели предполагалось. Прямо скажем, неприятнее резюме. Мы просто должны осознать, что любой из нас мог оказаться на месте Пола. Я или Анджела, кто угодно. Любой из нас может причинить Детям боль или другое сколь-нибудь серьезное неудобство. Малыш Пол не был виноват. Он сделал все возможное, но не смог избежать столкновения. И вот Они, в каком-то неистовом гневе отомстили ему. Смертью. Каким же будет наше решение? Лично для меня Дети — самый интересный объект внимания за всю мою жизнь. Мне очень хочется выяснить, как они проделывают все эти свои штучки. Но Анджела еще молодая женщина, да и Майкл все ещё от нее зависим. Его-то из Мидвича мы уже отправили и я не знаю, должен ли я убедить и ее уехать. Не хочется пороть горячку. Это с одной стороны. С другой — как бы не было поздно. Последние несколько лет напоминали жизнь на вулкане. Разумом понимаешь, что он только внешне спокоен, а внутри его кипит и зреет лава и вот-вот тонкую защитную корочку в его жерле прорвет и произойдет извержение. Время идет и нас тревожат лишь слабые толчочки. Начинаешь верить, что так будет вечно, что никакого извержения не будет, не будет никакого «дня Помпеи». Я спрашиваю себя — случай с Полом, простой ли это толчок или первый всплеск назревающего извержения? Опять же — не знаю. Все чувствуют присутствие опасности. Может случиться так, что все планы, которые мы строили в течение многих лет, станут ненужными. И вот — нам напрямую напомнили, где мы живем. Положение дел меняется. Угроза уничтожения родного дома становится такой реальной.
Зеллаби беспокоился по-настоящему. Да и Бернард относился к нему и его идеям без признаков скептицизма. Я понял, что должен извиниться:
— Похоже, воспоминания об Утраченном Дне притупились в моих мозгах и потребуется некоторое время, чтобы вновь привыкнуть к Мидвичу, точнее, к тому, что он сейчас собой представляет. Как вы говорите, мы подсознательно стараемся не замечать неудобств, надеясь, что с годами отличительные черты Детей будут сходить на нет.
— Все мы стараемся так думать, — мрачно сказал Зеллаби, — и уверовать в светлое будущее. Есть ли оно, это наше будущее?
— Но вы все еще не разобрались в механике такого принуждения?
