Тем временем Мансуров вновь обратился к офицеру:
– Ну, как тебе героин? Видишь, какой я добрый! Хоть покайфуешь немного. То, что с тобой сделают, называется «Красный тюльпан». Это древняя персидская казнь. В Афгане так казнили таких же собак, как и ты.
Лейтенант, глаза которого заблестели, ответил:
– Хлеба и зрелищ! Хлеба уже нажрались, теперь быдлу требуются зрелища. Что же, смотрите… Только моя смерть вам не поможет. Все равно скоро будет так, что Ермолов со Сталиным вам ангелами покажутся. Вспомните еще мои слова…
И он радостно рассмеялся.
Мансуров дал знак и несколько чеченцев, сгорая от злобы, бросились к офицеру. В руках у них были небольшие острые ножи. Они облепили привязанного, и стали производить какие-то странные манипуляции. Толпа внимательно наблюдала за их действиями. Горцы громко смеялись и подавали советы. Наконец, палачи с окровавленными ножами закончили дело и присоединились к толпе. Лейтенант стал хорошо виден. Кожи на верхней части тела у него не было. Она свисала красными лоскутами у пояса. Нетронутой осталась только голова. Губы офицера презрительно улыбались.
Иса сказал ему:
– Сейчас ты герой, потому что тебе не больно. Посмотрим на тебя, когда действие героина закончится.
Он взмахнул рукой, и отправился в дом. Толпа повалила за ним. Лейтенант остался во дворе один.
Петр вышел из-за поленницы, и отправился убирать коровник, который находился довольно далеко от дома. Через несколько часов, когда на село начали опускаться сумерки, он услышал веселые крики толпы, которые сменились частой и беспорядочной стрельбой. Выглянув из хлева, он увидел посреди двора плотную толпу. Чеченцы радостно палили в воздух из различного оружия, выражая восторг от удавшегося праздника. В сторону коровника бежал десятилетний сын Исы, которого звали Умаром. Он был младшим и самым любимым в семье, поэтому ему позволялось многое. Уже в этом возрасте Умар считал себя настоящим воином и вел себя соответственно обычаям и традициям своего народа.
Хлестнув зажатой в руке лозиной по ногам Петра, он крикнул:
– Эй, свинья! Иди, отец тебя зовет!
Петр спокойно вышел из хлева и направился в сторону толпы. Двор освещался фонарем, запитанным от бензинового генератора. Толпа расступилась, и Петр оказался в ее центре.
Лейтенант признаков жизни не подавал. Тело его обвисло, и голова склонилась на грудь. Петр заметил, что волосы казненного офицера посыпаны чем-то белым. Кое-где на теле имелись засохшие нашлепки бурого цвета. Так как снег не шел, Петр догадался, что белый порошок – соль. Он непроизвольно содрогнулся.
Мансуров, указав пальцем на тело лейтенанта, сказал, обращаясь к Петру:
– Видишь, что бывает с непокорными русскими? Они сдыхают в страшных мучениях. Смотри и запоминай.
Иса внимательно взглянул в лицо Петра, но испуга в нем не увидел. Петр смотрел на труп офицера холодно и равнодушно…
К ночи в яму высыпали целый таз полуобглоданных бараньих костей и Петр, наконец, наелся от души. Появилось еще одно новшество – грязный бараний тулуп…
* * *
В одну из январских холодных ночей Петр проснулся от громких звуков. Стреляли частенько и раньше, но не так. Где-то недалеко шел реальный бой с применением артиллерии. Даже на миг показалось, что высоко в небе пролетел самолет. Звуки боя, наконец, стихли, и он снова заснул, укутавшись в длинный тулуп с головой.
С утра он занимался своими обычными делами, но заметил, что все селение пришло в движение. Вооруженные до зубов мужчины ходили от дома к дому и собирались на улице кучками. Исы нигде не было видно. Не было и его джипа. Стало понятно, что случилось что-то, из ряда вон выходящее. Неизвестность развеял маленький Умар. Он забежал в хлев, где работал Петр, и приставил к его лицу острие длинного кухонного ножа. Тот инстинктивно отшатнулся. Умар с пафосом закричал:
– Что, русский, страшно? Твои опять пришли на нашу землю! Будем их резать! Я тоже буду резать! Этим ножом!
Петр молча повернулся к нему спиной и продолжил лопатой сгребать коровье дерьмо. Умар постоял немного в нерешительности и убежал.
В полдень приехал Иса. Был он мрачным и озабоченным. Увидев Петра, несущего ведра с водой, он подозвал к себе младшего брата – тридцатипятилетнего Селима – что-то сказал ему, и крикнул:
– Эй, русский! Иди сюда!
Петр поставил ведра на землю и подошел. Мансуров сказал:
– Мне сказали, что ты не в ладу с властью, и поэтому пробирался в Грузию. Так?
– Да, − ответил Петр.
– Сейчас Селим отведет тебя наверх, − он показал рукой в сторону ближайшей горы. – Когда сойдет снег, будешь пасти овец. Тебя научат. Пока просто поживешь в шалаше. Селим все устроит. Еду будут приносить. Не пытайся сбежать в Грузию. Хоть тут до нее и недалеко, на всех тропах мои люди, так как время военное. Убьют… Понял? За каждую овцу отвечаешь головой. Если все будет хорошо, к следующей зиме я тебя отпущу. Иди с Селимом.
Он сказал несколько фраз брату на своем языке, и тот кивнул головой.
Петр пошел за Селимом, про себя удивляясь происходящим переменам.
Селим взял в помощники еще двух человек (Магамада с Мусой). Они запрягли лошадь в узкую повозку, и загрузили туда доски, куски толя и какие-то вонючие войлочные тряпки. Муса принес холщовую сумку, звякнувшую железом.
Поднявшись по узкой тропинке вверх, они прошли между двух скал, и вышли в небольшую долину, разделенную замерзшим ручьем. На краю долины, у подножия горы стоял старый дырявый шалаш, рядом с которым находился большой загон, перегородки которого были сколочены из крепких досок. Шалаш был быстро отремонтирован, оббит толем и оборудован деревянным топчаном. На прощание Селим сказал Петру:
– Земля за ручьем принадлежит людям другого тейпа. Там наших овец пасти не надо. Снег сойдет, дети пригонят отару. Если придут солдаты, скажешь, что работаешь у Исы наемным пастухом, и он платит тебе восемьсот рублей в неделю, плюс кормежка. Скажешь что-нибудь другое – тебе не жить. Из-под земли достанем. Про то, что было внизу – забудь. Посуда и еда в сумке…
Селим с подростками ушли, оставив Петра одного. Он открыл сумку, и обнаружил в ней старенькие войлочные валенки, набор железной посуды и кусок заплесневелого сыра.
Когда начал сходить снег и в проплешинах зазеленели первые кустики травы, из села пригнали отару. Петр приступил к новой для себя работе. Отара перемещалась по долине, и чабан следовал за ней. К вечеру он приводил животных в загон и шел спать. Горное эхо теперь очень часто доносило звуки стрельбы и взрывов. Практически каждый день над долиной пролетали боевые самолеты и вертолеты. По вечерам приходил Умар. Он проверял, правильно ли Петр загнал овец и все ли они целы. Умар приносил ту же кукурузную кашу, но теперь в дополнение к ней следовали лепешки и, иногда, сыр. Он, почему-то перестал оскорблять и пинать Петра. Теперь Умар просто молчал, и недружелюбно сверкал глазами.
