это обнародовать, то многие вопросы отпадут сами собой.
– Вы сторонник теорий заговора, Бен?
Я раздраженно отмахнулся от него.
– Я видел кое-что в Интернете, – ответил я. – Меня это не убеждает. То, что мы видели в тот день по телевизору, – это единственная объективная информация, какая у нас есть. Нам нужно знать, кто стоял за этим, что на самом деле стояло за этим. Люди в правительстве, такие как вы, знают больше, чем говорят. Я хочу получить ответы по личным причинам. Меня интересует только Лил, то, как она погибла, что с ней случилось и почему от нее не осталось никаких следов. Я уверен, что ее убили, но не знаю как, где она была и почему оказалась там. Ее смерть кажется связанной с чем-то гораздо большим. Чтобы понять, почему она погибла, мне нужно знать, чем было это большее.
– Я отлично вас понимаю.
– Так есть ли причина?..
– Мне интересно, что вы считаете, что освещение катастрофы по телевидению было беспристрастным.
– Я сказал, что это единственная информация, какой мы располагаем.
– Вы не смотрели репортажи из Сирии, Бен? Или то, что сказал Каддафи Ливийскому телевидению? Вы видели, как российское телевидение освещало события 11 сентября? Видели ликующих на улицах палестинцев на Западном берегу? Вы смотрели интервью с Саддамом Хусейном? С аятоллой?
– Нет, но некоторые из них я посмотрел позже. Палестинцы ликовали по поводу футбольного матча. Все помнят этот репортаж, 11 сентября там ни при чем. Кто-то просто раскручивал эту новость.
– Саддам Хусейн был предвзятым или беспристрастным? – тотчас парировал Виклунд. – Вы согласны с Владимиром Путиным?
– Они высказали свою точку зрения.
– Именно. Но если вам нужна объективная точка зрения, прямо сейчас в Афганистане находятся тысячи американских солдат. Они пытаются выяснить это за вас, рискуя своей жизнью. Почему бы вам не подождать? Скоро сенат начнет расследование. Будет создана независимая комиссия, чтобы дать таким людям, как вы, ответы, какие вы хотите услышать.
Я был вынужден наклониться к нему – его голос, мягкий и ровный, в общем шуме оживленного ресторана порой было трудно расслышать. Теперь я сел ровнее. Подняв глаза, я увидел, что к нашему столику подошел тот человек в костюме и хладнокровно встал неподалеку.
– Я опаздываю, – сказал Мартин Виклунд. – Мы еще поговорим, Бен. Посидите здесь. Съешьте что-нибудь, попробуйте их стейки из филе годичной выдержки, лучшее, что я когда-либо пробовал. У меня есть ваш номер. Я свяжусь с вами.
Он встал, и хвост его длинного оранжевого полотенца задел меня. В ноздри мне ударил какой-то запах, который я ощущал все это время, но на мгновение он стал сильнее.
Я смотрел, как он и остальные прошли через стоянку к своим машинам.
Увидев цену на стейк в этом месте, я понял, что он мне не по карману. Во всяком случае, у меня не было аппетита к такому количеству еды. Я оплатил счет за напитки и оставил официанту чаевые. Позже, проехав миль десять по шоссе, я нашел еще один придорожный ресторан, где подавали еду, какую я мог есть и которую мог себе позволить.
Виклунд сказал, что позвонит мне. Но так и не позвонил.
Сейчас
Вернувшись из Лондона, я вышел из паромного терминала и проделал пешком небольшое расстояние вдоль набережной до своего дома. Шагая, я смотрел на холмы Коуэла в Аргайле, на другом берегу залива.
Я любовался этим пейзажем на протяжении вот уже нескольких лет, но он всякий раз представлялся мне совершенно новым, никогда не приедался. Иногда холмы казались далекими из-за дождя, тумана или дымки. В другие дни, как в этот теплый полдень, они резко выделялись на фоне неба, отчего казались ближе и круче. Цвета склонов менялись почти каждый день: размытые зеленые, серые и коричневые пятна с вкраплениями бледно-лилового или ярко-желтого в зависимости от сезона. Каждый раз, когда я возвращался в Бхойд, этот вид неизменно успокаивал меня, заставлял меня вновь ощутить связь с реальностью. Холмы Коуэла были незамысловаты и неизменны. Им не требовалось толкования, не было никакой истории, которая могла бы их объяснить, не существовало никакой разгадки их тайны. Они были такими, какими казались сейчас, какими пребывали тысячелетия назад и какими пребудут всегда.
Возвращаясь в самолете из Лондона, сидя в поезде, после отъезда из аэропорта Глазго, на пароме через залив, я лениво думал о предстоящей мне на следующей неделе поездке в Париж.
Мне нужно было провести некоторую предварительную справочную работу, которая упростит и облегчит написание статьи, но после поездки в Лондон у меня почти не осталось на это сил. Я решил приступить к работе на следующий день.
Оказавшись внутри, я вернул дом к жизни: открыл окна, просмотрел почту, доставленную этим утром, и в целом прибрался, потому что, уезжая накануне в Лондон, я оставил все в беспорядке. Жанна и мальчики скоро будут дома.
В начале часа я включил телевизор, чтобы посмотреть последние новости. Хотелось узнать любую новую информацию, какая только могла поступить, про обломки обнаруженного в Атлантике самолета.
Основная часть выпуска была отдана политикам и корреспондентам, размышляющим о выборах, что состоятся в конце года, затем последовал репортаж о первом слушании в суде дела группы молодых людей, обвиняемых в организации в Глазго террористической ячейки. За ними последовали другие сюжеты, включая длинный рассказ о спорте. Ближе к концу выпуска, на фоне увеличенной карты восточного побережья США, диктор сообщил, что был сделан очередной ряд погружений, в том числе с использованием гидроакустического оборудования. Выяснилось, что предполагаемые обломки разбившегося авиалайнера на самом деле являются останками корабля, потопленного немецкой подводной лодкой во время Второй мировой войны.
Новости закончились. Так это был корабль, а не самолет? Каким образом была допущена эта ошибка? Насколько похоже затонувшее судно на потерпевший крушение самолет, даже после многих лет пребывания под водой?
В тот вечер был красивый закат. Я шагал по возвышенности за городом, любовался оттенками сумерек над тихими водами залива, думал о том, что Жанна и мальчики скоро вернутся домой. Вдыхал теплый, напоенный ароматом вереска воздух. Через полчаса, почти в полной темноте, я вернулся в дом, где трезвонил стационарный телефон. Звонила Жанна.
– Бен, я знаю, что это будет сложно, – сказала она. – Я завтра вернусь, и мне придется взять с собой маму. Мальчики отчаянно хотят домой, а я не смогу ухаживать за ней в одиночку. Не подготовишь для нее свободную комнату? Пока только кровать, а все остальное я устрою
