— Я хочу узнать, — сказал Гусев. — И я готов платить. Тебе этого мало?
— Ты просто занимаешься не тем.
— Это мое дело.
— Твое, — согласился Макс. — Ты подумал над моим предложением?
— Я в процессе, — соврал Гусев.
— Ладно, думай дальше. И что я должен добыть для тебя на этот раз?
— Мое дело из полицейских архивов, — сказал Гусев. — Протоколы, все такое. Это реально?
— Я даже не уверен, что это закрытая информация, — сказал Макс. — Мои люди постараются все раздобыть. Но подумай вот о чем. Полиция, конечно, в ваши времена совсем мышей не ловила, но они расследовали это дело по горячим следам, и ничего не нашли. При том, что это их работа, и у них есть целый штат профессионалов и ресурсы, которые тебе и не снились. Почему ж ты думаешь, что сейчас, спустя тридцать семь лет, ты достигнешь успеха в том, в чем они тогда облажались?
— Потому что это моя жизнь, — сказал Гусев. — Кому с ней разбираться, как не мне?
— Да будет так. Каждый сходит с ума по-своему, — кивнул Макс. — Еще что-нибудь?
— Ты не посоветуешь мне адвоката?
Макс в изумлении задрал бровь.
— Чего успел натворить?
— Ничего. Мне не по уголовному праву. Банк, в котором у меня был счет, не хочет отдавать мне деньги.
— Хороший, значит, банк, — ухмыльнулся Макс. — Хорошие банки просто так с деньгами не расстаются.
— Можешь кого-нибудь посоветовать?
— А много там денег?
— Средне.
— Тогда я могу посоветовать тебе забыть о них, — сказал Макс. — Но что-то мне подсказывает, что ты этому совету не последуешь.
— Не знаю, что именно тебе подсказывает, но оно право.
— Сейчас мало кто из адвокатов связывается с банками, — сказал Макс.
— Я заметил.
— Но есть у меня один парень, Федором зовут. Он не то, чтобы очень крутой, скорее, безбашенный, но другой за твое дело и не возьмется. Адрес и телефон я тебе в почту скину.
— Спасибо. А файлов когда ждать?
— День — два, — сказал Макс. — Это не очень интересная информация, поэтому я даже не знаю, к кому из специалистов мне обращаться. Ты, наверное, и сам мог бы ее нарыть, доступ к архивам у нас открыт.
— Пусть лучше специалисты займутся.
— Пусть, — согласился Макс. — Хотя и даль специалистов по такой фигне гонять. Копеечное ж дело.
— В наше время говорили, что информация — это самый дорогой товар, — заметил Гусев. — Но я смотрю, у вас оно не так.
— Врали потому что в ваше время, — сказал Макс. — Или добросовестно заблуждались, что, в принципе, не так уж важно. С чего б ей быть самым дорогим товаром, если ее вокруг столько, что хоть тачками вывози? Вон в гугле, хочешь, рецепт блинчиков добудь, хочешь, чертеж атомной бомбы и список сайтов, где для нее материалы прикупить можно. Но что-то никто ничего вокруг не взрывает, да и блинчиков приличных днем с огнем не найдешь. Информация, мой древний друг, это товар очень неудобный. Во-первых, потому что ее полно и она в основном бесплатна. А во-вторых, та информация, которую кому-то за деньги продать можно, добывается тоже не бесплатно, и не только деньгами за нее порою платить приходится. А самое главное, что список покупателей для той инфы крайне ограничен. Вот знаешь ты, например, страшную военную тайну стратегического значения. Кому ты ее продавать будешь? Много ты людей знаешь, которые такие тайны купить могут?
— Любой товар можно продать, — сказал Гусев. — Все зависит только от приложенных усилий.
— И заплатят тебе пулей в башку, — сказал Макс. — Но в общем случае, в наше время инфой торговать, это все равно, что рыбе стакан воды пытаться впарить.
— А я думал, ты только ей и торгуешь.
— Не, — отмахнулся Макс. — Это капля в море. Я б тебя, честно говоря, вообще на фиг бы послал с такими заказами, если б не Стас и не те парни, которые интерес к тебе проявили.
— Ценю такую откровенность, — сказал Гусев. Интересно, кто же эти парни? Крышу они, судя по смелости Макса, предоставляют совсем нехилую.
Макс отмахнулся от него пухлой рукой.
Контора адвоката Федора Краюхина находилась на третьем этаже второсортного бизнес-центра. Справа от нее торговали пластиковыми окнами, слева — железными дверями. В офисе, обставленном в стиле «бедненько, но чистенько», кроме самого Федора сотрудников не было. Даже секретарши.
Сам Федор принадлежал к юристам уже знакомого Гусеву типа, и тот начал думать, что другого типа тут уже просто не водится.
Федору было под сорок, он был широкоплеч, кряжист и коротко стрижен. На правой щеке красовался шрам от ножевого ранения, свидетельствующий в пользу бурной адвокатской молодости.
Если бы Гусева спросили о роде занятий человека с такой внешностью, о юриспруденции он подумал бы в последнюю очередь. Федор был похож на братка откуда-то из середины девяностых, причем, не на реального, а на такого, какими их было принято изображать в криминальных сериалах. Немного облагороженный вариант гопника с окраин.
Гусев поздоровался, представился, отказался от предложенного кофе, опустил тело на стул и изложил суть дела. Федор слушал его внимательно, не перебивая, изредка делая какие-то пометки в своем планшете.
— Возьметесь? — поинтересовался Гусев, закончив свой печальный рассказ.
— Сколько, вы говорите, там денег?
Гусев повторил.
— Немного, — сказал Федор.
— Это даже не вопрос денег, — сказал Гусев. — Это больше вопрос принципа.
— Понимаю, — сказал Федор. — Банки совсем обнаглели. Последнее время никто на них в суд не подает.
— Почему?
— А, вы же у нас гость из прошлого, — сказал Федор. — С нашей судебной системой еще не сталкивались, да?
— Пока не доводилось.
— Я ведь наверняка не первый, к кому вы пришли, — сказал Федор. — Сколько человек вас уже послали?
— Четверо.
— И вас в этом ничего не удивило?
— Удивило, — сказал Гусев. — Но они просто отшивали меня, едва услышав об иске к банку. После этого разговор у нас как-то не складывался, и спрашивать о причинах такого странного для юристов нежелания идти в суд мне спросить не довелось.
— Все очень просто, — сказал Федор. — Это административное дело класса А, и значит, что любая из сторон в любой момент может воззвать к суду последней инстанции, что адвокаты банка сразу же и сделают.
— Сразу в Гаагу? — удивился Гусев.
— Причем тут Гаага?
— Вот и я думаю, причем тут Гаага и с чего бы адвокаты банка стали переводить дело в суд по правам человека.
— Суд последней инстанции — это вовсе не Гаага, — сказал Федор. — Суд последней инстанции это вот то самое, что раньше называли «судом Божьим». Но у нас вроде как светское государство, поэтому название слегка изменено.
