– Я говорю, что это можно будет сравнить с разорвавшейся бомбой!
– С какой бомбой?
– Трупопровод! И название-то какое придумал!
Девушка сидела возле молодого человека с глупым лицом и ничего не понимала из того, что бормочет Везунчик.
– Это же мировая известность! – продолжал он. – Это же Нобелевская премия! Это же миллионы долларов!
Последняя фраза сразу привела в себя Катю. Здесь всё было в порядке. Эта фраза означала не только благополучие и достаток, она отображала всю цель жизни, как для девушки, так и для её молодого человека.
– Миллионы?! – с восхищением произнесла она.
– Только учти, дело это опасное. Не дай бог, у тебя или у меня найдут хоть один листок с его рукописями. Всё, что не удастся переслать туда, должно храниться у него.
– Куда, туда? – снова не поняла девушка.
– Туда, – Везунчик показал пальцем вверх и состроил такую физиономию, что молодой леди сразу стало ясно, что там – это то место, где раздают миллионы долларов, а если и этого не достаточно, то и Нобелевские премии в придачу.
– А кто это у нас искать будет? – испугалась Катя.
– Никто, – стал успокаивать её Везунчик. – Это я так, на всякий случай.
– Нет, давай уж без этих случаев, – проскулила девушка.
– А как же миллионы?
Аргумент был очень сильный, и девушка переменила тему разговора.
* * *
Шли годы, один семестр сменял другой, зачёты, экзамены, лабораторные и курсовые проекты… За этой суетой не видишь людей, не замечаешь, как они живут: только лекции, семинары, и снова лекции. Приходя домой из института, падаешь на кровать и засыпаешь, не слушая радио и не включая телевизора.
Так жили студенты. Однако все остальные люди успевали и телевизор посмотреть, и радио послушать. Но по телевизору многого не увидишь. Главная информационная программа «Время» показывала состарившихся вождей, а в конце давала прогноз погоды на завтра, который, кстати, никогда не оправдывался. Эту программу так и звали: всё о Брежневе и чуть-чуть о погоде. Радио тоже мало отличалось от телевидения. Но были передачи, которые поздно вечером, с замиранием сердца, слушали если не все, то очень многие. Это были: «голос Америки», «Немецкая волна» и «радиостанция Свобода». Что касается политики, то этим голосам из-за бугра мало верили, но где ещё можно услышать произведения наших же советских писателей, которые осмелились думать не так, как предписывала коммунистическая партия?
Поздно вечером, уложив детей спать, родители доставали «Спидолу» или «VEF» и долго крутили ручку, пока из динамика не доносилось: «говорит радиостанция Свобода» или «Вы слушаете голос Америки из Вашингтона». Тут же раздавалось шипение, свист или завывание, это ГБшники пытались заглушить вражеские радиостанции. Однако, если наши умели глушить радиоволны, то американцы умели пробиваться через КГБшные глушилки. Волна уходила немного в сторону, и свист прекращался. Правда, для этого надо было всё время держать ручку приёмника и постоянно подстраивать его, но это было оправдано, потому что вскоре раздавалось:
– Сегодня мы продолжаем читать роман Александра Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ».
Большим разнообразием эти радиостанции похвастаться не могли, но и этого было достаточно, чтобы привлечь к себе большую часть советских граждан.
Можно себе представить, когда вместо уже порядком поднадоевшего Солженицына из приёмников донеслось:
– Сегодня мы начинаем читать роман неизвестного советского писателя Петра Сапожникова «Трупопровод».
Гараж, который ещё помнил запах бензина, который ещё недавно являлся крышей для «Явы» и «Москвича», сегодня выглядел роскошным кабинетом маститого писателя. Его стены были обтянуты гобеленом, подвесной потолок освещался тёплым светом, а вентилятор бесшумно обдувал свежим воздухом. Напротив большого письменного стола стоял кожаный диван и журнальный столик. На диване лежала Катя и с удивлением смотрела, как Везунчик что-то пишет.
– Неужто и ты стал писать? – спросила она.
– Считаю, сколько мы получили денег за этот год.
– И сколько получается?
Пётр провёл ладонью поверх головы, что означало не просто много, а безумно много.
– И поэтому мы должны сидеть здесь, в гараже, подальше от посторонних глаз. Вообще-то гаражи делают, чтобы хранить в них машины.
– Кстати, а где ты свою машину держишь?
– На открытой стоянке.
– Я тоже.
– У тебя «Жигуль» на кого оформлен? – грустно спросила Катя.
– На дедушку.
– А у меня на бабушку. У неё склероз. Она оформила машину, написала доверенность и сразу забыла об этом. В этой стране вся жизнь пройдёт по доверенности. Даже деньги, которые у нас есть, нельзя потратить, чтобы не привлечь к себе внимание. За границу хочу. Хочу туда, где не надо ни от кого прятаться, где можно быть самим собой.
– А здесь ты не сама собой?
– Здесь я проститутка.
Пётр достал из стола стопку чистых листов бумаги, положил на неё ручку и подвинул на край стола.
– На, возьми.
– Что это? – не поняла девушка.
– Напиши что-нибудь. «Трупопровод», например.
Катя состроила недовольную гримасу.
– Хорошо, не нравится «Трупопровод», раскрой образ Онегина, попробуй раскритиковать самого Пушкина. Что, тоже не можешь?
Катя ничего не ответила.
– Так что, дорогая, никто тебя за границей не ждёт. Там свои проститутки есть.
Катино лицо стало злым и надменным.
– А ты кто?
– Я вор. Самый настоящий вор, который обворовывает гения.
– И тебе не противно этим заниматься?
– А тебе? Мы же с тобой делаем одно дело.
– Если бы ты только знал, как противно. Если бы я только могла, я бы этого…
– Если бы я только мог, я бы этого Чернокнижника собственными руками задушил.
Пётр поднял руки и стал сдавливать ими горло воображаемому противнику.
– И сразу же лишился бы денег, – испортила виртуальную расправу Катя.
– Только потому и не делаю этого, – зло сказал Пётр.
– За что ты так его ненавидишь? Разве он тебе сделал что-нибудь плохое?
– Он обокрал меня.
– Он, тебя?! Ты же только что сказал, что это ты его обворовываешь.
– Ты хоть знаешь, кем он был в школе?! – Везунчик перешёл на крик. – Троечник. В каждом предложении по пять ошибок. Без роду, без племени, одним словом, – плебей. У него даже кличка была соответствующая – Чернокнижник. А я?
– А ты? – испугано повторила Катя.
– Я был круглый отличник, меня ставили всем в пример, мной все гордились! Не было ни одной олимпиады, куда бы меня не направляли. Я заканчиваю литературный институт, и уверен, что диплом у меня будет красный. Я научился красиво складывать предложения…
