— Что ж… Иди. Да верю, верю! — и ободряюще припечатал ладонью по спине. Удар отдался болью, но наполнил душу чем-то гораздо более важным, ради чего можно было бы претерпеть и большее…
— …а потом увидели чей-то скаф, вплавленный в стену. Это оказались вы.
— А больше там никого не было?
— Я же говорю — там все оплавлено… Похоже, стреляли сразу несколько излучателей и с близкого расстояния. А что?
— Так… Может, померещилось… Скорее всего. Я уже и без всяких излучателей загибался.
Молчание. В темноте жилой ячейки слышен чей-то вздох. Затем задумчивый голос:
— Если бы стреляли в меня…
— Что?
Громче:
— Удивительно, что стрелявшие промахнулись. С такого расстояния…
— Повезло!
— Повезло? — пауза. — Нет, не верю я в такое везение. И бреда никакого, похоже, не было. Был лигиец… и не было пеленга.
— …?
— Это значит, что он не боялся и не испытывал ненависти. В бою ведь пеленг берется по ним…
— Почему?
— Это как камертон — что сам испытываешь, то и воспринимаешь.
На несколько секунд воцарилось молчание, словно для того, чтобы собраться с мыслями… или, может быть, поменять тему…
—У вас здорово получается. Мне, наверное, так не удастся — еще понятно управлять рефлексами, но чувствами…
— Профессиональная подготовка, не более. Я ведь эмоциотехник.
— Ну-у? Здорово! Значит, все эти чувства по визио…
— Да, это наша работа.
— Вот никогда бы не подумал! С виду вы такой… спокойный. Я-то думал, они там все… — неловкая пауза.
— Неврастеники?
— Гхм… Ну да… Ох, извините…
— Ничего. Это ведь почти так и есть.
— А сколько вы уже здесь?
— Года два. Как раз послезавтра стукнет… Знаменательная дата — день рождения «вечного сенса». И мой.
— У вас послезавтра день рожденья?!
Смешок:
— Не волнуйся — праздничного пирога не ожидается, так же как и наплыва гостей… Слава богу, у нас и так не повернуться.
Он словно продолжал думать о чем-то, не имеющем отношения к разговору. И внезапно спросил:
— Как тебя угораздило оказаться на транспортнике раньше всех?
Мовай помолчал, словно вспоминая, ответил неуверенно:
— Сам не знаю… Словно провалился в какой-то колодец…
— Где?
— Н-не помню… Там еще такие… Как грибы, торчат…
Антор поразился — гравизахваты. Это ж надо! Все равно, что в кромешной тьме с первого раза продеть нитку в иголку. Неудивительно, что он и пикнуть не успел — векторные поля транспорта предназначены для тысячетонных грузов.
— …очнулся — кругом все блестит, как в мыльном пузыре. Попробовал — луч отражает, а зарядом никак — места мало. Так бы и сидел, если бы сверху люк не открыли — наверное, не знали, что такое штурмовой робоскаф. Выпрыгнул на двух струях…
Голос звучал деланно-небрежно — так, в представлении очень молодого человека должны рассказывать о своих приключениях лихие вояки. Но в этой нарочитой манере не было юношеского задора… И чуткое ухо эмоциотехника улавливало фальшь.
…Разговор угас. Афран умолк, побежденный усталостью, и последний вопрос остался без ответа. В наступившей тишине гул реактора приблизился, заполнив собой крохотную каморку, и без того уже побежденную тьмой…
Отдых не мог быть длительным — уже на следующий «день» они вновь оказались в камере киборгизатора. На сей раз Антор был только зрителем — еще бы! Вряд ли его заторможенных рефлексов сейчас хватило бы даже на то, чтобы пришлепнуть комара. Однако думать он мог — и с интересом пронаблюдал всю картину приключений Мовая на сиргианском корабле. Особых замечаний не сделал, ограничившись одним:
— Занятия будешь продолжать в том же режиме.
Мовай показал глазами на маячившие в глубине пульта цифры личного кода — Антор осторожно снял его и задумчиво оглядел пульт:
— Да… Пора бы тебе обходиться без няньки.
— Но ведь без жетона вам нельзя?
Сенс хмыкнул:
— Уж конечно… Только таскаться сюда у меня душа не лежит — хоть пять суток отдохнуть…
— А мне?.. — заикнулся было афран, но был остановлен скептическим взглядом и умолк в смущении. Минуту Антор сидел молча, задумчиво колупая ногтем подлокотник. Затем молвил, словно бы ни к кому не обращаясь:
— Если бы у нас был периферийный код… — Вздохнул. — А лучше, конечно, центральный.
Мовай схватывал на лету:
— Отмычка?
Антор недовольно покосился на него, потом лоб его разгладился, и через несколько секунд дело завершилось неяркой кривоватой улыбкой:
— Да, точно — иначе не назовешь… Но с сетью не поиграешся.
— Почему?
— Кхм… — Антор покосился на юношу, ничего не сказал — инфорсеть была вполне военной, стало быть, защищенной втройне. Но афран, кажется, не хотел этого понять:
— …Видел я эту сеть, — говорил он, ничуть не тушуясь, — обыкновенный полихромный клубень.
— И что?
— Если хорошенько покопаться, можно отыскать концы входов. Остальное — дело техники.
— И ты сможешь войти?
Мовай пожал плечами в горделивом смущении:
— Ну… Наверное, смогу…
Хонниец смотрел на него недоверчиво:
— Нет, в самом деле — раскодировать? Вход в систему?
Мовай окончательно стал густо-оливковым, но смущение не помешало ему выдавить из себя что-то вроде: «Нуконечн… я… да».
Взломать систему! Боевую информационную сеть с тройной подстраховкой! Антор чуть не вскочил, ощутив внутри себя взбурливший гейзер азарта — доступ к тайнам корабля означал доступ к тайнам своей судьбы. Сколько ему еще отмерено? Год, два? Ведь были еще какие-то скидки… Может быть, учтенные заслуги… Может быть… Переведя дух, он вновь осел в свое кресло, слегка удивив Мовая этим эмоциональным взрывом. Да куда ему понять! Переждав пронесшийся в душе шквал надежды, Антор сказал почти нормальным голосом:
— Сколько… времени нужно?
— Сорок-пятьдесят часов! — залихватски отрапортовал Мовай, и, встретив недоуменный взгляд наставника, добавил — потише:
— Я ведь уже считал… У меня осталось еще около семисот модулей — два узла. Это почти такая же голова, что и у сетевика.
Антор только кивнул, не став выяснять, зачем ему это понадобилось. Он знал, зачем это было нужно ему самому — и баста.
…Вдохновленный появившейся надеждой, он довольно бодро доковылял до медотсека, предварительно отправив Мовая к милым его сердцу кристаллосхемам — такие дела на потом не откладывают. Переждав очередь плановой профилактики, он осторожно вошел в приятно пахнувший тонизирующим дымком мирок. Доктор некоторое время пристально разглядывал его, словно с чем-то сомневаясь. Наконец, привстав из-за салатного цвета тумбочки анализатора, так же молча показал Антору на «кресло пыток» внутри гробницы-диагноста. Повертев послушного пациента так и эдак, врач позволил тому выбраться из нее живым и невредимым, а сам тем временем принялся с ожесточением воевать с какими-то лохматыми кривыми на экранах, словно позабыв о его присутствии. Антор наблюдал, из принципа не открывая рта — коль захочет, так объяснит. Расправившись с дергающимися вразнобой графиками, врач некоторое время смотрел куда-то вдаль. Затем, повернувшись к посетителю, нарушил застоявшуюся тишину:
