Наконец он положил в ящик семь флейт, разнообразных по величине и материалу. Звуки одной укрощали диких зверей, другая усмиряла грозу, была и такая, звуки которой во время сражения возбуждали воюющих до полного неистовства. Подобные инструменты были известны еще в глубокой древности и находились в обладании некоторых фараонов; но впоследствии тайна их затерялась.
Все эти магические инструменты и другие такого же рода предметы при умелом пользовании ими развивали великую силу, и Абрасак со свойственными ему лукавством и хитростью предусмотрительно выбрал то, что могло бы окружить его ореолом таинственности или покорить ему дикие племена посредством страха перед его могуществом и вселяя в них убеждение, что он – сошедший с неба бог.
– С этими средствами я смогу покорить мир, наносить поражения магам и доказать тебе, Уржани, что я стою выше твоего Нарайяны! – самодовольно проворчал Абрасак, закрывая ящик.
Затем он повесил на шею лиру, поднял ящик и поспешил на высокий утес, где ожидал его крылатый друг и лежало несколько ранее снесенных туда узлов. Крепко привязав к спине животного свою драгоценную поклажу, он сел верхом и направил полет свой к далеким лесам и равнинам, манившим его своей непроницаемой тайной и тянувшимся по ту сторону запретного рубежа. Летел он побеждать неведомый мир, одинокий и вооруженный лишь своим волшебным знанием, неустрашимой отвагой и безумной страстью.
На вершине одной из высоких астрономических башен божественного города стояли Эбрамар с Дахиром; оптический инструмент направлен был на одинокую скалу, где сидел темный дракон Абрасака.
– Вот он привязывает к спине дракона ящик с тем, что украл у Нарайяны, – презрительно сказал Дахир.
– Пусть себе следует по пути событий, предначертанных в астральном клише. Наступил момент, ты знаешь, когда должно разразиться великое движение, которое пробудит страсти, настроит умы и создаст изобретателей. Пусть слепое орудие судьбы идет своей дорогой. Его задорное тщеславие, столкнувшееся с упорной самозащитой Нарайяны, вызовет напряженную борьбу всех духовных сил этих двух могучих натур и произведет великое потрясение, столь необходимое для дальнейшего движения вперед.
– Во всяком случае, я буду следить за ним и вооружу Уржани на предстоящую борьбу, – произнес Дахир, уходя вместе с Эбрамаром с башни.
Бегство Абрасака произвело большой переполох и очень изумило всю колонию землян. Начались бесконечные пересуды, и все ожидали, что маги будут преследовать и примерно накажут ослушника их воли: но так как ничего подобного не случилось, и адепты относились к происшествию с полным пренебрежением, то земляне решили, что наказание это только отложено, но тем не менее будет в свое время суровым, а волнения по случаю готовившихся празднеств отвлекли их внимание от беглеца, которого притом недолюбливали за гордость и необщительность.
Нарайяна был больно уязвлен неблагодарностью и лукавством своего питомца; увидав же, сколько драгоценных магических предметов у него было похищено, он весьма смутился и пожалел, что не слушал советов друзей, предупреждавших его не доверять Абрасаку. А он не подозревал еще, какие дерзкие замыслы таились в голове опасного беглеца.
Негодование и оскорбленное самолюбие не позволили ему говорить по этому поводу с Дахиром и Супрамати, те также молчали; но Эбрамару он рассказал, как его ограбили, и жаловался на подлую неблагодарность облагодетельствованного им человека.
Великий маг молча выслушал его и серьезно ответил:
– Что делать, сын мой! Неосмотрительность всегда ведет за собою прискорбные последствия.
Вскоре с большой торжественностью совершено было освящение города; когда же адепты поселились в своих новых жилищах, то не менее пышно отпраздновали свадьбы.
Браки магов совершены были в подземном храме, а адептов низших степеней венчали в большом городском храме, и затем уже следовали бракосочетания привезенных землян. Последние были обставлены особенно блестяще, чтобы окружить наиболее глубоким почитанием этот великий, может быть, даже величайший акт человеческой жизни, – обоснование семьи – общественной ячейки, призванной быть школой для воспитания благороднейших чувств: взаимной преданности, терпения, снисхождения к слабостям друг друга, любви и самоотречения ради детей, верности и взаимной поддержки в жизненных испытаниях.
По окончанию всех этих торжеств обычная жизнь вошла в свое русло, и маги приступили к необходимым делам по устройству в новом отечестве.
Первой заботой был вопрос об охране источников первородной материи. Их было семь, но некоторые еще были покрыты водами океана и не представляли опасности; поэтому внимание пока обращено было на те, которые находились на твердой земле.
Несмотря на миллионы лет, посвященных упорному изучению бесчисленных свойств великой силы – жизненной эссенции Вселенной, – удивительное могущество ее все еще не было достаточно известно, и на новой земле иерофанты уже наталкивались на некоторые, отличавшиеся от прежних, химические сочетания. Таким образом, являлась необходимость в дальнейших научных исследованиях, и значительное число как магов, так и магинь, украшенных уже двумя лучами высшего знания, охотно приняли на себя обязанность продолжительного и уединенного пребывания в подземных пещерах, как только те будут оборудованы для жилья, чтобы отдаться там науке и созерцанию.
С не меньшим усердием приступили к открытию разнообразных школ посвящения. После соответствующего выбора среди землян немногие из них оказались способными к высшему посвящению; остальные были размещены по низшим школам, где подготовлялись административные служащие, ремесленники, земледельцы и артисты. Маги, сообразно своим вкусам и умению, взялись заведовать школами и преподавать в них, а женские школы поручены были магиням.
Занятый трудной и сложной работой по разборке и приведению в порядок документов, собранных изгнанниками, Дахир был освобожден от преподавания в школах, как и Супрамати, который взял на себя устройство книгохранилищ из древнейших сокровищ науки и литературы, привезенных с умершей планеты. Но если они и не обучали в больших школах, то каждый из них все-таки имел несколько любимых учеников, которых они наставляли в деле науки и духовного совершенствования.
Калитин постепенно сделался любимым учеником Дахира, расположенного к молодому ученому ввиду его усердия, настойчивости и скромности, с которой тот отрекся от своей прежней «науки» ради истинного знания. Дахир часто брал его на свои экскурсии и каждый вечер уделял ему час-другой для беседы, что было для ученика счастливейшим временем за день.
