– Я понял тебя, Калитин, – Творец сиял переливчатой солнечной кляксой в вышине бледных изломов энергетического колпака. – Ты хочешь поговорить. Помни только: во внепространственных сферах время течет замедленно. Там, где осталось все твое тело, его пройдет в десять раз больше, чем здесь.
– Творец, мне все-таки непонятно, как ваша высокоразвитая цивилизация может решиться по сути на массовое убийство, на геноцид?
– Постарайся выйти за рамки своих представлений. Я сравнивал вас с неудачным сортом пшеницы – это неточно, я просто пожалел твое самолюбие. Мы ведь не убиваем вас и не перерабатываем на корм – мы вас просто выключаем . Как плохо работающую машину. Но пока я еще надеюсь, что вас можно починить .
– А ты умеешь надеяться, Творец? – в Калитине закипала злоба.
– В твоем языке не хватит слов для всего, что я умею.
– А ты не боишься, Творец, что однажды кто-нибудь выключит тебя? Переливчатая звезда наверху задрожала со звоном и всхлипами, стены
энергетической сферы всколыхнулись, а потом что-ю тоненько загудело, так тоненько, что у Калитина противно зачесались зубы.
Он вдруг понял, что Творец смеется.
– Что это такое, Алексей?! – кричал Юров.– Что это? Почему ты все это скрывал от меня? Что с тобой, Алексей?!
Юров потрясал растрепанной пачкой листов, и на лице его был испуг.
– Ты был без сознания! – кричал он. – Почему?
– Не знаю, – глупо сказал Калитин.
– Что ты не знаешь?!
– А что ты кричишь?!
– Что я кричу? Я вошел, а ты в кресле с закрытыми глазами, и в пепельнице дымится окурок. Понимаешь, дымится. Я тебя окликаю, а ты не слышишь. Расталкиваю, а ты не чувствуешь. Что я должен был подумать? Нормальные люди так не засыпают. Ты понимаешь, что ты серьезно болен? Я больше не скрываю это от тебя. Тебе лечение нужно. Основательное лечение. Черт возьми, я еще сам не знаю, какое! А ты мне мешаешь. Врешь мне бессовестно, прячешь свои бредовые записи, не хочешь бороться с болезнью…
В какой-то момент Калитин перестал его слушать. «Все пропало. Теперь не спасти, – неотвязно стучало у него в голове. – Все. Все пропало.» Словно он опять, как однажды много лет назад оперировал безнадежного больного. Человека. Это потом во сне он стал роботом. Может быть, с этого все и началось? «Да и в том ли дело? – думал Калитин. – Люди ли, роботы – все пропало. Теперь не спасти…»
И все-таки он стал объяснять. Должен был объяснить. Не имел права не попытаться. Но чем дольше он говорил, тем яснее становилось: все бесполезно, бессмысленно. Безнадежно.
Юров слушал с надлежащим профессиональным вниманием, и Калитин ждал, что учитывая тяжелую степень помешательства, психиатр примет условия игры и со всем присущим ему талантом изобразит искреннюю веру в этот новый апокалипсис (Калитин даже надеялся, хоть и сознавал всю наивность своей надежды, что таким образом удастся обмануть Творца), но Юров сказал:
– Не могу я поверить тебе, понимаешь, не могу. Даже если бы очень захотел. Не имею права. Потому как если я, психиатр, поверю в твои сны, то кому же тогда лечить таких вот, как ты и я.
И больше они не спорили. Калитин согласился на все, на любые методы лечения, дал клятву впредь ничего не скрывать и постараться думать о своих видениях как о продукте деятельности мозга. Спокойно поужинал. Погулял в парке. И лег спать.
– Хочешь поговорить со мной? – спросил Творец.
– Нет, – ответил Калитин. – Только один вопрос. Ты будешь сам выключать наш разум?
– Не совсем, но это будет зависеть от меня.
– Тогда, пожалуйста, сделай все побыстрее.
– Калитин, разве ты не хочешь еще что-нибудь сообщить мне, узнать о чем-то или попросить?
– Что я могу сообщить тебе, если ты и так знаешь все? Какие знания могут быть нужны за минуту до смерти? А просить… Не хочу унижаться перед палачом.
– Ты удивительный робот, Калитин. С тобой интересно говорить. Кстати, никто не может знать всего, и наше общение дает и мне много нового. Мне будет жаль расставаться с тобой. Хочешь остаться здесь? Я могу не выключать твое сознание. Мы будем говорить, спорить, узнавать новое.
– Нет, – сказал Калитин.
Он представил себе этот холодный кошмар бесконечного разговора с Творцом и содрогнулся.
– Ты боишься жить без тела? Я создам тебе иллюзию самой полнокровной жизни. Калитин, это гораздо лучше, чем ничего.
– Нет. Нет, – сказал Калитин. – Нет!!! – закричал он. – Это хуже, чем смерть. Это предательство. Пре-да-тель-ство. Тебе понятно такое слово? Лужа ты цветная на потолке, проклятая дыра в крыше мироздания! Чтоб ты в булыжник превратился на веки вечные! Выключай нас! Слышишь, выключай!!!
И упала тьма. И он заворочался в постели и ощутил страх и голод. И еще злобу, глухую, непонятную злобу. Где-то, казалось, что совсем близко, послышался крик. Кричал такой же, как он. И это было тревожно. Он кинулся к окну, ударился лбом в стекло, чудом не разбил его… И тут сознание вернулось к Калитину. Он все вспомнил. И догадался, что разум его действительно был выключен. И пришел в ужас: Творец без его согласия вернул ему разум, а всех остальных оставил беспомощными идиотами. Он вспомнил свой страх. Звериный страх. И звериную злобу. И этот крик, который он услышал – настоящий звериный крик. Он был теперь один в огромном человеческом зверинце. О, это пострашнее смерти! За что? За то, что он отказался остаться там?
На полу лежал длинный мертвенный отсвет уличного фонаря. «Светит пока,
– подумал Калитин. – Недолго ему осталось светить.» За окном послышался шум мотора. Вдалеке залаяла собака.
«МОТОР?!»
Калитин встрепенулся. Снова почти как зверь бросился к окну. И долго тупо смотрел, как бело-красный медицинский «рафик», аккуратно обогнув клумбу, выехал на дорогу, и его красные хвостовые огни, несколько раз мигнув меж деревьев, скрылись в темноте.
«За рулем не мог сидеть зверь. За рулем сидел человек. Ну, а крик? Страшный звериный крик. Я же слышал его. Должно быть, я действительно очень серьезно болен.»
Он доплелся до постели и лег. И тут же в глаза ему брызнул свет. Ухмыляющееся разноцветное сияние плясало прямо перед ним на расстоянии вытянутой руки, а энергетическая сфера была теперь крохотной, как чулан.
– Сволочь! – захрипел Калитин. – Издеваться вздумал? Рубишь голову тупым топором? Чтобы мучились подольше? Зачем ты снова подключил нас к вашему дурацкому источнику? Издеваешься? Или совесть заговорила? Ты знаешь, что такое совесть?
– Калитин, – сказал Творец. – Мы отключили вас, но вы тут же переключились на собственный автономный источник .
– Какой источник? – не понял Калитин. – Как мы могли переключиться?
