Красс поднимается медленно, часто останавливаясь и глубоко дыша. Мы забираемся на самый верх за четверть часа. Открывается прекрасный вид. Я начинаю урок:
— Наш остров похож на морскую звезду.
Он вулканического происхождения с горой в центре: это и есть бывший вулкан. Дом построен в глубине кратера. Склоны вулкана покрыты плодородной почвой, на которой в сезон можно выращивать фрукты, овощи и злаки. На севере расположены лес, в котором разводят свиней, и луга, где обитают жвачные животные и домашние птицы. Есть также ульи. Вокруг всего острова и в подводных пещерах на западной стороне ведется отлов рыбы.
Объясняя все это, я прекрасно отдаю себе отчет в том, что сам я никогда не видел того, о чем говорю. Все это я выучил на уроках. Свиней из леса я вижу только в виде ломтиков ветчины у себя на тарелке или на картинках в учебниках. Внезапно я замечаю Цезаря 1. Неужели я допустил ошибку? Лицо его выглядит как обычно. Он улыбается. Но улыбается он всегда, даже когда сообщает самые дурные вести.
— Мето, твой подопечный должен надеть униформу к ужину. Мне кажется, ты забыл зайти к портному.
— Нет, Цезарь, я не забыл. Мы пойдем к нему сразу после хорового пения. Красс был очень слаб утром. Он немного поспал, и я боялся пропустить обед.
— Да, ему это было необходимо. Ты правильно сделал. Он не переел в полдень?
— Немного. Но все будет в порядке.
— Не опоздайте к портному. Он ждет тебя, и он не в духе.
— Отчего?
— Малыши подрались в начале урока борьбы и порвали форму. Старшие поздно вмешались. За ужином будут объявлены наказания, — сообщает Цезарь с той же ничего не выражающей улыбкой на лице.
Я ненавижу Цезаря 1.
Он разворачивается и уходит, даже не взглянув на Красса.
— Такое впечатление, будто я вовсе не существую, — переживает малыш.
— На данный момент ты еще не являешься частью Дома. Он заговорит с тобой по окончании инициации. До тех пор я говорю вместо тебя. А сейчас мы пойдем к портному.
Портной смотрит презрительно, как всегда.
— Новенький? — цедит он сквозь зубы. — Ему нужен четвертый размер. На, держи.
Он протягивает мне тюк из плотной зеленоватой ткани. Мы с Крассом идем в раздевалку. Я разворачиваю ткань на широком столе, установленном посреди комнаты. Внутри лежат белая рубашка, белое белье, коричневые брюки, толстая серая куртка, черные носки и ботинки.
— Вот тебе одежда. Ты сейчас переоденешься, сложишь все свои старые вещи в тюк, и мы пойдем на хор.
— Мне их отдадут после?
— После чего?
— Ну, когда я буду уходить.
— Нет, я думаю, их сожгут. Тебе выдают новую, теплую одежду. Она лучше, чем твоя старая. Тут не о чем жалеть.
— Я хочу оставить свое пальто.
— Зачем?
— Это все, что у меня есть… и потом… оно очень теплое.
Чего он добивается? Чтобы мы опоздали на хор из-за его пальто, набитого крысиной шерстью? Я не должен нервничать, я знаю, что это все может испортить. Я стараюсь говорить спокойно, но твердо:
— Это невозможно. Ступай и переоденься.
Говоря это, я легонько подталкиваю его к узкой кабинке и закрываю за ним дверь.
Глубоко дыша, смотрю на часы. Что-то не слышно, чтобы он там возился. Считаю про себя до тридцати и открываю дверь. Он сидит на полу и тихо плачет.
— Я боюсь замерзнуть. И вообще, это пальто — мое. Я не хочу, чтобы его сжигали, — стонет он.
— Послушай меня, — говорю я раздраженно, — надень свои новые вещи. Я обещаю тебе, что поговорю с Цезарем о твоем пальто перед ужином. Здесь тебе никогда не будет холодно. Ты вечером увидишь свой шкаф, там, в спальне. Он будет набит свитерами, куртками и пальто. Давай переодевайся быстрее. Я не хочу, чтобы мы опоздали на хор.
Красс встает. Он закрывает дверь и одевается за несколько секунд. Выходит во всем новом. Натянуто улыбается. Я отдаю тюк портному и обращаюсь к нему как можно более любезным голосом:
— Он хотел бы оставить на память свое пальто. Я сегодня вечером поговорю об этом с Цезарем. Поэтому буду вам очень благодарен, если вы не станете сжигать его сию секунду.
— Ну да… ну да… на память. Поговори с Цезарем.
В его взгляде я замечаю нездоровое соучастие, как если бы он думал, что я разыгрываю спектакль и никто об этом не догадывается.
Я догоняю Красса.
— Все будет в порядке. Пойдем петь.
Раз в неделю мы ходим петь в хор. Ритуал требует, чтобы перед началом занятия каждый обвязал вокруг груди ленту из цветной бумаги. Она должна быть плотно пригнана: не слишком свободно, дабы не сползти, но и не слишком туго, чтобы не порваться… Ленты бывают четырех цветов. Крассу я повязываю голубую ленту.
У Рема, Марка, Клавдия и у меня ленты красного цвета, последний размер.
— Красс, когда твоя лента порвется, тебе выдадут другую, темно-синюю, потом фиолетовую и, наконец, красную, как у меня. Самое главное — не трогай ленту. В конце занятия я сам сниму ее с тебя. Иди, присоединяйся к остальным пятнадцати Голубым и не болтай много. Внимательно смотри на учителя, когда он будет говорить.
Не помню, видел ли я когда-нибудь, как рвется лента во время пения. Обычно ее рвут неловким движением, когда снимают из-за спешки, тревоги или волнения. Иногда это происходит просто потому, что пришла пора менять ленту. Часто, словно в разгар эпидемии, повязки рвутся по четыре-пять штук в один день.
Во время пения мы все стоим, замерев, словно статуи. Двигаются только подбородки и животы, служащие мехами.
Как и всегда, когда мы приходим, преподаватель уже на месте. Его ноги скрыты под пледом. Кажется, что он обосновался за пианино навсегда. Хоровое пение — это волшебство. На этих занятиях я чувствую себя могущественным рядом с моими товарищами. Иногда даже ловлю себя на том, что смахиваю с глаз нечаянно навернувшуюся слезу.
— Кто отвечает за новичка? — спрашивает учитель.
— Я.
— Как его зовут?
— Красс.
— Он любит петь?
— Я не знаю.
— Спроси у него.
Я подхожу к Крассу, которого Голубые оттеснили в сторону.
— Ты любишь петь?
— Не знаю. Мне кажется, я ни разу не пробовал.
Я поворачиваюсь к преподавателю:
— Он никогда не пробовал.
Учитель несколько секунд пристально смотрит на нас пустым взглядом.
— Пусть он начинает тихо и осторожно, чтобы не сбивать других. А ты, если узнаешь, что ему нравится петь, сообщишь мне об этом.
— Хорошо, учитель.
Я возвращаюсь на свое место. Красс бросает на меня полные отчаяния взгляды. Ему кажется, что я его покидаю. Я улыбаюсь ему в ответ.
Ближе к вечеру Красс просит меня вернуться в спальню. Он вынимает все свои вещи из шкафа, чтобы сосчитать их. Он прижимает майки к лицу и гладит свитера.
