— Эй, Мари!.. — крикнул отец, и Мария, подхватив кувшин, поспешила к гостям.
На обед собирались на втором и третьем этажах бокового корпуса, и Станислав, шагая от кабинета к лифту, от лифта к столовой, думал о своих снах. Сны складывались в книгу, в интересную, живую книгу о юной знахарке-ведьмовке. А еще над ним висел долг в библиотеке, за просрочку «Медицины древности».
— Представляешь, — нагнал Яр. — Этот гад говорит: я на вас проверку нашлю!
Бренар поморщился, Яр напомнил ему похабника Гуго из сна, что нехорошо смотрел на Марию. Хотя что между ними может быть общего? Тот низкий и рожей не вышел, а Яр высокий, красивый блондин. Станиславу даже смешно стало, как вообще можно сравнивать героя ненаписанной книги с живым человеком. Но сходство было.
— Натравит он, — не отставал Штапелев. — Если бы могли, давно бы уже… Интересно, кто им показания-то даст? Вот ты дашь?
Бренар попробовал не слушать, сосредоточившись на подсчете штрафа. Выходило больше трех сотен, но, может, удалось бы скосить сумму взяткой?..
В столовой Мориса не оказалось, и Бренар, взяв пакет сока, направился к тюремному корпусу. До конца перерыва оставалось пятнадцать минут, и задерживаться не было смысла. На ходу посасывая пластиковую трубочку, Бренар думал над сюжетом. Но герои не хотели ему подчиняться, и что будет дальше, сам автор не знал. Поэтому было интересно.
А в камере ждал уже новый пациент — из тех, что появляются в жизни минут на сорок, и исчезают из кэша, не оставляя после себя ни образа, ни памяти. Но этот молодой человек удивил даже Бренара.
На казнь парнишка собирался, как на митинг.
— Подонки! — вопил щенок. — Убийцы! Палачи! Не за себя, за людей обидно!
— Шприц? — спросил Бренар, раскрывая саквояж.
— Хрен ему, а не шприц, — поморщился пожилой усатый комиссар. Да уж, повезло ему с подопечным, ничего не скажешь… А может, действительно повезло. Кажется, это волевое лицо в ореоле черных волос Станислав уже видел на листовках со штампом «Внимание, розыск». Вроде бы это был командир какой-то банды из проблемных кварталов.
— Так что от меня требуется? — спросил Бренар, чувствуя некоторое раздражение.
— Заключение, что в течение последних двенадцати часов никакое обезболивающие не действовало на организм.
— Ого.
Заполнив бланк, Бренар передал бумагу комиссару.
— Мне нужно присутствовать на казни?
— Боюсь, это займет много времени, доктор. Это главарь банды, и трансляция рассчитана надолго… «Марафон». Заходите завтра, между одиннадцатью и двенадцатью утра, если опоздаете, ничего страшного… А мне вот с ним сидеть всю ночь.
Бренар, выйдя из корпуса, направился к подземке, так и забыв спросить, какая казнь назначена этому мальчишке с бородкой и усиками. Явно не милосердная текосация — новая модная казнь, для которой с полюсов завозили крохотные кристаллики текоса — местной кремниево-органической заразы, обладающей свойством мгновенного развития кристаллической структуры в теплой среде. Кристаллик обволакивали термоизоляцией, распадающейся от подаваемого с пульта сигнала, и под восторженный крик зрителей на экранах расцветали чудесные радужные цветы: из головы, живота, спины преступника. Порой текос вживляли в руку или ногу — если приговоренному суждена была не смерть, а членовредительство; иногда, на манер четвертования, кристаллическими цветами разрывались кисти и ступни по очереди — это называлось «Текосовый крест».
Такой вот мгновенно-растущий бамбук. Была такая казнь в древнем Китае — жертву привязывали к колышкам за руки-ноги, так, чтоб спина пришлась на росток бамбука. За ночь он прорастал тело насквозь. А текос разрывал ткани мгновенно и не без эстетической привлекательности: некоторые самоубийцы уходили из жизни красиво, вживляя себе эти мерцающие кристаллы. Яр даже предложил проводить казни с подсветкой — красивее.
Бренар задумался и вздрогнул, когда над ухом раздалось:
— А, слава Богу! А я думаю, что делать, если не найду…
— Позвонить, — ответил Бренар, ставя ногу на эскалатор. Можно было бы взять такси, но подземный транспорт сейчас был самым безопасным; да и с эстетической точки зрения приемлемей. Последние годы Бренар не любил смотреть на город. Плачевное это было зрелище.
— А я хотел с тобой пропустить стаканчик, — извиняющимся тоном продолжал Морис. — Проблема есть…
— Мне на шестнадцатую ветку, — сообщил Бренар.
— А мне на семнадцатую, — огорченно ответил Морис. — Не поболтаем. Я вот чего… ты не сможешь меня сегодня в вечернюю заменить? С четырех до десяти, не больше. Лето, еще светло будет. А?..
— Заме… — Бренар споткнулся. — Тебя заменить?!
— Ну да, — сник Морис. — Понимаешь, срочно к детям съездить надо.
Бренару подумалось, что в сравнении с Морисом его работа была, наверное, сплошным подарком. С редкими буйными всплесками вроде сегодняшнего. Станиславу стало стыдно.
— Конечно, Морис. Я тебя заменю, — быстро сказал Бренар, чтобы ответить раньше, чем он бы успел пожалеть о сказанном.
* * *
С детства Мария любила сочинять сказки. Облака, травинки, былинки — все они таили в себе свои собственные истории.
А еще у нее была одна, очень тайная сказка. Про того, кому принадлежит таинственный голос, звучащий в голове. Голоса, как известно, слышат либо одержимые, либо святые. Обладатель этого голоса жил на небесах, но соблазны порой подкидывал совсем не небесные. Сначала Мари рассказывала о нем сказки сестрице, Гарде, когда та была маленькая, а потом перестала. Теперь рассказывала только травинкам. Эх, было бы много пергамента — написала б книгу! Мари-то была грамотная, отец ворчал, что девки дуры, но учил. И написала бы книгу, как у графа про чужеземные края — сама не видала, но оруженосец рассказывал, как граф открывает ее вечерами и кто-то из дам читает перед огнем, а граф играет локонами любимой жены.
Жизнью жены граф был обязан дочке кузнеца Марка.
Многих лекарей перепробовал граф, когда графиня умирала, истекая кровью в родильной горячке. Дошло и до Марии. «А какая она из себя, ваша знахарка?» — спрашивал граф у деревенских. «Ну, какая… известно какая — кузнецовая! — отвечали селяне. — От кузнеца на кузнеце деланная, на кузнице рожденная, от кузницы силу берущая». Известно ведь, кузнец сам без колдовства не бывает, то-то и живет всегда наособицу…
Мари успела вовремя, чтобы остановить руку лекаря, намеревавшегося отворить графине кровь. С тех пор граф к Марку очень благоволил. Жена у графа была драгоценная, ненаглядная.
