Рядом в луже валяется бутылка пива, разбитая бутылка. Я беру и осколком зеленого стекла режу по руке. Зачем? Может, я хочу полного растворения? Но разве может быть хуже? Под острой гранью стекла течет алая кровь и, стекая по руке, капает в лужу, смешиваясь с грязной серой водой, в которой почти не отражается небо. Я режу сильней, сильней, я хочу, чтобы кровь фонтаном хлестала из раны. Может, встряхнет? Вернет лето? Но бесполезно и я вскакиваю и становясь на колени посреди лужи, весь покрытый грязью, стекающей по одежде, вою, кричу, пытаясь докричаться до настоящего во мне…
Подъезжает большая милицейская машина, тоже зеленая, свет ее синих фар падает на мое небритое лицо с выпученными глазами и это придает мне сходство с трупом, хотя, Я, в общем, конечно, не вижу себя со стороны. Или нет? Я вхожу в тело подходящего ко мне «мента» с квадратным, улыбающимся лицом, в губах у него зажат косяк с марихуаной. Ощущаю напряжение в его мышцах, злое веселье в сердце, жажду кратковременной забавы. Вижу его глазами себя, страшного и безумного и вот моя ментовская рука обрушивается на меня-якобы-настоящего. Я счастлив, избивать сам себя этой рукой, страшной, толстой, стероидно-мускулистой, я счастлив, позабавиться над собой, сорвать зло. Вот я беру себя, избитого и окровавленного, этой рукой и напоследок дав под дых, засовываю в машину…Везу в участок и бросаю в камеру, на сырой пол, загаженный пометом мышей. Я хохочу и рассказываю сослуживцам о несчастном придурке, воющем в луже посреди города.
Но мне надоело быть собой-ментом, хочу быть собой-якобы-настоящим и почувствовать боль, новую боль, которая наверняка опять приблизит меня к себе-настоящему-самому-в-самом-деле…Я…Вот он я, мое настоящее тело, гора жил и мяса, по которой прошелся сапог мента. Адская боль в голове, в руках, во всем и в душе тоже. Я унижен и растоптан, и вот во мне, катающемся по полу в приступе боли, появляется радость, настоящая радость, еще один порог боли пройден. Сколько их надо пройти в будущем? Если будешь знать — захочешь умереть прямо сейчас……
Мент подходит, его прямоугольная четкая фигура нависает надо мной, и грязный зловонный рот открывается, вылетают какие-то фразы, бестолковые программные слова. «Ты не существуешь, ты марионетка», смеясь, говорю я ему. Марионетка меняется, трясущаяся от бешенства, рука приближается ко мне, избивает меня. Мелькает в воздухе сапог. Удар. Боль. Я смеюсь, для меня это уже не боль. Я смеюсь, смеюсь, смеюсь, и….просыпаюсь…Сон. Сон на ходу! Странный безумный сон. Бред сумасшедшего, или нет?
А если это было на самом деле? Может наша жизнь это сон, а настоящий мир, где мы живем, начинается после того как мы закрываем свои марионеточные глаза. Укладываем свои пластиковые тела? Успокаиваем крик своих мыслей? Уходим туда, где у нас не отрезаны крылья? У меня нет их последнее время, ничего нет, есть состояние белья, поглаженного утюгом. Вот я подхожу к ее общаге, пересекая проспект, я вижу в куче отбросов сломанный телефон с вращающимся диском, ветер шевелит звоночки и по воздуху разносится хриплый звон. А еще ветер набирает какие-то номера на этом диске, он, наверное, тоже одинок и хочет пообщаться. А еще частицы меня продолжают носиться по воздуху, я ловлю одну из этих частиц, разрезанный кем-то пополам желтый кленовый лист и кладу в свой карман. Его я подарю ей. Себя. Часть себя.
Мои усталые ноги волочатся по бетону лестницы, 1, 2, 3, 4…Ее этаж…Мимо несутся вниз ее пошлые «колхозянки-соседки» по комнате. «Ой, а ты к Оле»? «Да». Жалкие куклы Барби мечтающие о Кене, накрашенные красной помадой за двадцать рублей и сильно измазанные белой пудрой. Но к черту их, я несу себя ей. Захожу на этаж, толкаю своим телом дверь. Стучу. Нет ответа. Стучу. Нет ответа. Но вот всхлип дверного замка, и ее сонные глаза смотрят на меня ничего не соображающим взором. «Лася, я заснула, проходи», зевает она и впускает внутрь. Я захожу и шепчу, перед этим осторожно поцеловав. «Давай поспим вместе»? «Давай. Потом встанем и…Ну, покушкаем. Давай Лася», она улыбается. «Да, мой котенок, да, смотри, я принес тебе желтый лист. Он красивый», я достаю лист и протягиваю ей. «Лист, а, спасибо Лася», сонно бормочет она. «Знаешь, это как кусочек лета, кусочек солнечной радости посреди увядания и рассыпания. Когда мы познакомились, он был зеленый. А потом он набрал солнечного цвета, пожелтел и упал на серую землю. В нем лето, в нем то, что ушло. Положи его между страниц какой-то особенно любимой книги, захлопни ее, а зимой, когда за окном будет выть, бесноваться метель, ты откроешь ее и комната осветиться золотым светом. Перед тобой посреди мертвого холода будет ЛЕТО. Лето. Зима отступит, и ты вспомнишь все, что было в наполненных теплом днях. Увидишь июль, ту скамейку на фонтане. Твой день рожденья, когда мы познакомились. Наш свет, объединенный свет. Все. Все, все! Понимаешь»?
«Да, Лася. Давай поспим. Спасибо», пробормотала она, ложась на кровать. Она не восприняла этого сейчас, но потом, когда она проснется, я еще раз расскажу ей про ЭТО. Еще раз. Она поймет! Ложусь рядом, прижимаюсь к ее горячему обнаженному телу, слушаю ее дыхание, слушаю тиканье часов в комнате, слушаю стук капель за окном, за которым нарисовано серое небо. Ее сердце стучит тихо, мое чуть быстрей. Она опять заснула, и я засыпаю тоже. И вот мы спим, каждый в своей сонной вселенной. Вместе под одним одеялом и в разных мирах одновременно. Но где-то внутри нас, под сонным равнодушным оцепенением затаилось радостное светлое лето. Оно ждет! Ведь мы вернем его себе, правда?
Сегодня в моей душе выпал первый снег. Маленькие белые крупинки кружились, кружились, вились в холодном, бесконечно сером небе и засыпали огонь. Смерть. Разрушение. Я даже не осень, я зима. Все исчезло под тоннами льда и весна не наступит никогда. «Будь отважным», надпись на экране монитора. А что еще мне осталось? Меня нет. Ничего не вечно в этом мире, лето, ты так прекрасно, но после тебя всегда следует фальшиво-улыбчивая золотая осень, когда ты еще обманываешь себя, что все вернется. Что все еще будет. Тешишь себя напрасными надеждами…Но…Кукловод не знает жалости, зиму нельзя отсрочить и вот я плачу, плачу, рыдаю. Молю? Он смеется. «Разве ты не знал, что в этом мире все иллюзия»? Ищи настоящее-самое-самое. Все тлен. Все проходит — закон природы.
Сегодня я опять пришел к ней в общагу. Последний день выходных, самый последний день, который я хотел использовать так чудесно. Но…По дороге я споткнулся об груду выброшенных кем-то ненужных теперь кассет, запутавшись в переплетениях рыжих лент. Я лежал на земле, наверное, вечность, и смотрел, как грустный ветер шевелит ржавые полоски, очень медленно шевелит, а потом я бросил взор на голое черное дерево, на которое уселась большая жирная ворона. Она только и оживляла его, но вскоре сорвалась и исчезла в небе, оставив его в окончательном одиночестве…И меня — так любящего быть одному в эгоистичном страдании..
